Заметным литературным событием 2016 года стала весьма объемистая книга известного прозаика Н.М. Коняева “Лихие и святые девяностые” (СПб, 2016).
Книга построена в форме дневника, что сразу вызывает у читателя желание рассматривать ее как документальное свидетельство писателя о своем времени. Но, строго говоря, это, конечно, не дневник как таковой, а цепь датированных самостоятельных рассказов-размышлений или совсем коротких новелл с событийным сюжетом. Указание даты и места написания является составной частью рассказа, детально дополняющей или даже завершающей рассказ.
Своеобразная форма книги свидетельствует, конечно, о виртуозном мастерстве писателя, способного во всем видеть событийный рассказ, или, можно сказать, всё видеть через событийный рассказ, через бытовую, а иногда и метафизическую историю. Но говорить о мастерстве писателя едва ли здесь уместно, поскольку Н.М. Коняев давно известен как один из крупнейших мастеров прозы нашего времени. И повторять это – значит просто впасть в банальность, хотя и подмывает сказать какие-то высокие слова, которых заслуживает мастер.
И всё же оставим разговор о мастерстве и коснемся более важного и существенного, что привносит эта книга в русскую литературу.
Давно известна православная ориентация Н.М. Коняева, но именно в этой книге я отчетливо увидел и, можно сказать, сердцем почувствовал сущность православия этого писателя. Почувствовал это не только по самому материалу, по наполнению книги, а в ней постоянно присутствуют церковь и ее служители, православные праздники и обряды, соблюдение постов и всего того, что положено исполнять воцерковленному православному человеку… Здесь во всём ощущается православное мировосприятие и мироощущение – и чувствуется это прежде всего в том, что писатель рассматривает судьбу России, Руси, русского народа как путь испытаний, сужденный православному русскому человеку, русскому миру, самой земле Русской. Путь нашего страдания – это метафизическая данность нашей жизни. Это особая миссия и особая форма служения Богу, ибо, как пишет Н.М. Коняев, “ничего не происходило и не происходит вопреки воле Божьей… (с. 432). Иначе говоря, всё происходит с попущения Господня – поэтому девяностые названы не только “лихими”, но и “святыми”.
Именно поэтому в писателе уживается осуждение новых звериных порядков, принесших столько страданий людям, с душевным ликованием по поводу возрождения Церкви. Но ведь именно этот новый миропорядок (или миробеспорядок?) привел к восстановлению православной веры и церкви, так долго попираемой прежними властями.
Всё это говорит о том, что жизнь сложна, не всё в ней просто и однозначно. Раньше мы бы сказали – диалектика жизни, а сегодня, пожалуй, более уместно сказать – абсурд бытия.
Книга названа “Лихие и святые девяностые”. Очень точное название. Народ в девяностые хлебнул лиха вдосталь, а “святые” – потому что народ наш идет своим путем страданий. С другой стороны, конечно, святые и потому, что возрождается православная вера и церковное православие начинает проникать во все поры народной жизни.
Эта книга – документ эпохи, и, по большому счету, она адресована не нам, пережившим эти годы и, как говорится, испытавшим всё на своей шкуре. Многое мы знаем по своему опыту, хотя взгляд писателя, конечно, шире опыта каждого отдельно взятого читателя. И у него всегда есть чем удивить даже тех, кто сам всё прошел.
Приведу лишь один пример знания, не доступного мне прежде и почерпнутого именно у Н.М. Коняева. Вот небольшой, но столь выразительный эпизод.
В последние годы своей жизни бывший белорусский партизан, писатель Алесь Адамович хлопотал о том, чтобы Россия поставила в ООН вопрос о том, что гражданская война не может считаться частным делом той страны, где это происходит. Юрий Карякин рассказал, что если в России начнется какая-нибудь гражданская заваруха, то Россию надо сразу оккупировать (с. 345). Вот до чего может довести либеральное мессианство!
Иногда люди пишут “книги песен”, “книги размышлений”… Н.М. Коняев написал “Книгу свидетельств” – для будущих поколений. Без этих свидетельств люди не поймут, что с нами происходило и еще происходит. К этим свидетельствам, несомненно, будут обращаться не только простые читатели, но и историки. Без этой книги Н.М. Коняева наша история не будет полной.
Всё сказанное мною здесь относится к принципиальной оценке грандиозного семисотстраничного труда писателя. К этому хотелось бы добавить несколько отдельных наблюдений, не меняющих общего отношения к книге и, надеюсь, не мешающих восприятию книги.
По материалу можно указать на некоторые тематические блоки или ориентиры писателя.
Прежде всего можно выделить круг политических событий и их оценки, это и рассказы о собственной творческой работе и общественной деятельности. Н.М. Коняев невольно свидетельствует о жизни профессионального литератора, показывая, как ему приходится крутиться, хвататься за всё, хотя, будем справедливы, всё, что он делает, за что берётся, всё это он делает с любовью, либо даже и ненавистью, но никогда он не остается равнодушен, всё в этой жизни его касается…
Ряд рассказов так или иначе связан с родиной Николая Михайловича, поселком Вознесенье в Прионежье, с отчим домом и родственными связями и отношениями. Все эти рассказы, оставаясь свидетельствами о времени и не выбиваясь из общего повествования, отчасти удовлетворяют наше любопытство в отношении фигуры самого писателя. Но всё же лишь отчасти. Огромное творческое наследие писателя и место, какое он занимает в нашей литературе, его широкая общественно-религиозная деятельность на самом деле требуют более обстоятельного разговора. Давно уже назрела необходимость написания о нем для начала хотя бы более или менее основательной монографии, которая дала бы широкому читателю представление о писателе в целом и стала бы, может быть, ключом к изучению творчества нашего выдающегося современника.
Существенной частью книги являются рассказы, так или иначе связанные с церковью, ее служителями, с религиозными деятелями. Иногда обо всём этом так много и добросовестно рассказывается, что мне как невоцерковленному начинает казаться, что Николай Михайлович отчитывается перед батюшкой за соблюдение поста, за посещение службы… Прежде, кажется, русские писатели писали о церковном обыденнее, естественнее. Впрочем, для Н.М. Коняева всё это естественно и без этого он был бы не он. Так что я здесь больше о себе говорю, чем о нем.
Я сказал, что перед нами “Книга свидетельств”. Это так. Но можно было бы назвать и “Книгой откровений”. Может быть, не все читатели примут эти откровения до конца, но те, к кому обращен внутренний голос писателя, надолго возьмут книгу Н.М. Коняева себе в спутники жизни.
Думаю, она будет освещать им путь.
В.Н. Кречетов