К 100-ЛЕТИЮ БОРИСА ПИДЕМСКОГО
Ранним утром 22 июня 2011 года в пятом часу утра над собравшимися в районе Невской Дубровки пролетел Ан-2. С его борта сыпались алые гвоздики, а не бомбы, как это было 70 лет тому назад в 1941 году. Раздавался не вой сирен, а звучал Бах – траурная музыка небес. Несмотря на ранний час, вокруг белокаменной часовни на крутом невском берегу собрались сотни жителей посёлка, ветераны органов государственной безопасности, солдаты караула. В честь открытия часовни, посвящённой памяти всем погибшим воинам на этом крохотном “пятачке” русской земли, настоятель церкви иконы Божией Матери Взыскание всех погибших прочёл молитву, и все услышали много добрых и тёплых слов в честь тех, кто лежал где-то рядом в холодной земле, нашпигованной свинцом и металлом. Борис Михайлович предложил почтить минутой молчания всех героев, павших на Невской Дубровке и “Пятачке”, и предложил воздвигнуть мемориал Дня Памяти и Скорби в их честь.
В последующие годы наши встречи с Борисом Михайловичем Пидемским выпадали на майские дни и проходили на Невской Дубровке. Как правило, его окружали ветераны и руководители органов военной контрразведки, и он, указывая тростью на противоположный берег, где когда-то распологался героический Невский Пятачок, рассказывал о тех днях конца октября 1941 года, когда он, будучи офицером особого отдела 20-й дивизии НКВД, переправился на противоположный берег. Это произошло на 9-й переправе, там, где каждые 10-15 минут молодого офицера, коменданта переправы, сражал осколок или вражеская пуля, а очередного смертника назначали по списку. Он отвечал “Есть!” – и вступал на серую корку льда, смешанного с кровью своих товарищей.
Комендант переправы под свист пуль выполнял главную задачу: как можно быстрее заполнить плавсредства личным составом и отправить их на противоположный берег. Из этих солдат, матросов, офицеров, отправленной боевой техники и боеприпасов немцы топили половину ещё на середине фарватера. Бойцы, добравшиеся до противоположного берега Невы, попадали под бесконечный, несмолкаемый обстрел немецкой артиллерии, град свинца, нескончаемые атаки фашистов, иногда до десяти атак за день. Подчас они переходили в рукопашные бои – и тут в дело шли заточенные сап ёрные лопатки, штыки, финки. Ох, как немцы боялись рукопашной схватки!
Во второй половине октября 1941 года 20 и 21 дивизии НКВД потеряли до 60 процентов личного состава, им были приданы несколько пехотных полков и корпус морской пехоты. После очередной атаки с нашей стороны фактически боеспособных подразделений не осталось. Плотной серой цепью немцы вновь пошли, чтобы выбить окончательно с “пятачка” упорных русских.
Как рассказал нам Борис Михайлович, кроме него, не осталось в живых ни одного офицера, полегли все. Он собрал вокруг себя более сотни отступавших к левому берегу Невы матросов и солдат, и повёл в контратаку. Немцы дрогнули и отступили. Старший лейтенант Борис Пидемский оглянулся и увидел десятки догоравших советских танков Т-38 и сотни трупов, лежавших вперемешку, – немцев и русских.
– Но мы-то точно знали, за что погибали, а вот элитные части вермахта… Мы только в районе Невского Пятачка перемололи больше 12 немецких дивизий, то есть это примерно 80 тысяч безвозвратных потерь, – задумчиво проговорил рассказчик и добавил: – Трудно представить, что было бы, если бы вся эта немецкая нечисть попала под Москву… – Он взглядом указал на лацкан своего пиджака, где позвякивала медаль “За отвагу”: – Больше всего горжусь этой наградой, знаете, всё-таки это был 41-й год. Тогда немцы удержали “горлышко”, и мы не соединились с Волховским фронтом.
Чуть позже Борис Михайлович получил тяжёлое ранение в голову и, уже находясь в госпитале, написал повесть “Поздней осенью 1941”, ставшую бестселлером через много-много лет после её написания. Хотелось бы заметить, что какое-то время эта повесть, по цензурным соображениям, не была издана. Слишком откровенно и правдиво автор воссоздал, что было в этом кровавом противостоянии. По последним данным учёных в районе Невской Дубровки и “Пятачка” в боях с фашистами погибли от 180 до 200 тысяч солдат и офицеров Красной Армии.
Свой рассказ Борис Михайлович продолжил под сводами огромной солдатской палатки, в которой был накрыт десяток столов с незатейливой закуской и ста граммами фронтовых. За столами сидели организаторы встречи, ветераны госбезопасности, руководители военной контрразведки Северо-Западного округа, гости из столицы. В центре внимания, естественно, был Борис Михайлович Пидемский. Он рассказал, как его полуживого и ещё несколько раненых бойцов переправляли через Неву на небольшом плотике, как вдруг рядом в воде разорвался снаряд. Все, кто был на плотике, кроме Бориса Пидемского, погибли. Пидемского взрывной волной отбросило на баржу, где его, обмороженного и контуженого, и подобрала полковая разведка. Этот факт рассказчик оценивал как “чудо”. После чего стал относиться к вере в Бога уже с других позиций.
Как известно, более 20 лет Борис Михайлович возглавлял издательство “Аврора”. Издательство готовило к публикации уникальные альбомы по искусству, в том числе зарубежных авторов. Кто только не приезжал к Борису Пидемскому, чтобы отведать его гостеприимство. В 1973 году у Бориса Пидемского в гостях побывал Давид Альфаро Сикейрос. Художник Давид Сикейрос был ярчайшим представителем монументальной живописи, оставившим свой след в мировом искусстве. В 1936 году Давид Сикейрос, поддерживая борьбу испанского народа с фашизмом, в числе первых прибыл в Испанию и вступил в одну из интернациональных бригад. Обладая организаторскими способностями, он стал одним из руководителей диверсионного отряда, познакомился с разведчиками из СССР и дал своё согласие на сотрудничество с советской разведкой. Он был близко знаком с такими асами ликвидаций и диверсий, как Григорий Сыроежкин и Наум Эйтингон. Вскоре ему присвоили звание подполковника республиканской армии.
После победы путчистов Давид Сикейрос продолжил борьбу с фашизмом на территории Франции, а в 1940 году, по заданию советской разведки, он возглавил диверсионную группу с оперативным именем “Конь” и был направлен в Мексику с целью ликвидации Льва Троцкого.
Вот как Борис Пидемский описывает встречу с прославленным художником, которая произошла весной 1973 года, за год до смерти Давида Сикейроса. “Несколько дней подряд я не расставался с Давидом, с которым, по обоюдному согласию и взаимному удовольствию, после нескольких фраз в разговоре переш ёл на “ты”. Он говорил много. Во мне он нашел благодарного слушателя. Он приехал в СССР, собственно, чтобы договориться со мной, как с директором “Авроры”, о выпуске его альбома. Его популярность в СССР, как одного из лидеров коммунистического движения в Латинской Америке, была огромной. Он также высказал просьбу передать в дар советскому народу все самые известные слайды своих картин для тиражирования в любой форме. Во время одного из наших разговоров он коснулся гражданской войны в Испании. Сожалел, что СССР из политических соображений прекратил поставки вооружения, и рассказал, как он, являясь руководителем группы боевиков, принял участие в покушении на Льва Троцкого. Это произошло 23 мая 1940 года в Мексике около двух часов ночи, когда его группа в составе 15 человек незаметно подобралась и расположилась у дверей виллы, в которой жил в то время Лев Троцкий. В это время, со слов рассказчика, на дежурство заступил “наш” человек, который по сигналу открыл калитку, и наша группа ворвалась во двор виллы.
Охрана Троцкого не оказала сопротивления и была обезоружена. Он (Давид Сикейрос) и двое его людей бросились к спальне хозяина, вышибли дверь и открыли стрельбу из автоматов системы “Томпсон” по кровати, на которой, как они предполагали, находился лидер троцкистов. Каждый выпустил, целясь в кровать, по полному диску. Комната заполнилась дымом. Но нападавшие не проверили, как заметил Давид Сикейрос, результат своей работы. На следующий день все газеты “трубили” о покушении, которое провалилось из-за пустяка: кровать, под которой спрятался Троцкий, была сделана из морёного дуба и стала отличным щитом от пуль”.
Сикейрос до последнего вздоха был верен идеям коммунизма, в 1974 году ему присвоили международную Ленинскую премию “За укрепление мира между народами”. Умер Давид Сикейрос в буквальном смысле у холста, заканчивая монументальную фреску “Забастовка рабочих в Канания”. Однако с его наследием ничего путного не получилось. Наши чиновники (из чувства такта Борис Михайлович фамилии не назвал) в течение целого года согласовывали вопрос о получении его наследства. Сикейрос так и не дождался ответа, и после его смерти вдова передала все работы художника в ГДР. Рассказ о Сикейросе мы услышали от Бориса Михайловича в кардиологическом центре имени Алмазова. Мы, то есть я и мой товарищ Юрий Бабушкин, навестили Бориса Пидемского за неделю до его ухода из жизни. Несмотря на слабый голос, он был полон творческих планов: очень хотел написать сценарий по своей одноимённой повести “Поздней осенью 1941, Невский пятачок”, источал обаяние, а его рассказы были полны жизни. Он, например, поделился воспоминаниями, как в течение нескольких дней принимал Жаклин Кеннеди, как его инструктировали “товарищи”, чтобы он не сказал чегонибудь лишнего.
– А она оказалось простой женщиной, первым делом поинтересовалась, где можно купить духи “Красная Москва”, – и ни слова о политике, – Борис Михайлович улыбнулся. Затем добавил серьёзно: – Любите Россию, друзья, пишите всегда честно!
После этих слов он передал нам для публикации свои послевоенные воспоминания о так называемом “Ленинградском деле”. А уже через несколько дней мы прощались с Борисом Михайловичем Пидемским, скромным и одновременно великим гражданином. Сегодня его заветы стали для нас, его единомышленников, путеводной звездой – уроками нравственности и офицерской чести.
Сергей Рац, член Союза писателей России