Появление этой фотографии было встречено в России не просто с энтузиазмом, о ней говорили, как о чём-то почти сверхъестественном. Даже “Записки Императорского Русского Технического Общества”, на страницах которых отечественная интеллигенция поздравляла Л.Н.Толстого с 80-летием, писала о ней как чуде: чуде техники, изобретательства. Речь идёт о цветной фотографии Л.Н.Толстого, выполненной в 1908 году и отмечающей ныне свой 110-летний юбилей.
Её автор – Сергей Михайлович Прокудин-Горский – талантливый химик, который в самом начале ХIХ века изобрёл цветную фотографию. На рубеже ХIХ-ХХ веков его деятельность получила широкое признание в России и за рубежом, но после 1917 года о нём забыли.
Второму “чуду” с цветной фотографией Толстого суждено было совершиться в 1978 году, когда в Советской России вышел журнал “Огонёк” с этой фотографией. Она сразу же привлекла к себе всеобщее внимание, но её не “признали”, утверждая, что во времена Толстого цветной фотографии не было.
Сейчас, когда фотографии С.М.Прокудина-Горского оцифрованы и выложены в Интернете, имя его стало всенародно известным. Я получаю множество писем с глубокой, искренней благодарностью к нему за то, что по его фотографиям находят своих родных, узнают свою малую родину.
Сергей Михайлович Прокудин-Горский родился в 1863 году и отметил бы ныне свой 155-летний юбилей.
Он был старшим братом моего деда, и мне хотелось бы рассказать о нём не только как о выдающемся изобретателе, но как об очень мягком, интеллигентном человеке, талантом которого было “наводить мосты”. Эти качества сыграли важную роль в создании фотопортрета Толстого.
Легенды о нём начали складывать ещё при жизни. Говорили, что, когда он появлялся на местности с фотоаппаратом, с неба сыпались звёзды. Легенда, конечно. Но он всегда спешил делать добро, вытащил из Невы тонущего студента, спас сироту, которая в руках держала письмо, написанное её умирающим отцом с просьбой о помощи.
На Орловщине, в усадьбе, принадлежавшей ещё его далёким предкам, он держал обезьянку, которую нашёл во время путешествия израненной. Обезьянка выросла и превратилась “почти в человека”. Домашние сторожевые псы были его друзьями, и родные шутили, что они, переняв характер своего хозяина, будут самым “ласковым образом” принимать тех грабителей, которые пожелают наведаться в их дом.
Он любил жизнь во всех её проявлениях, прекрасных и суровых. Любил Россию, мог бы о себе сказать: “О, Русь моя! Жена моя!” Любил её природу, памятники, а главное – её людей.
Его знали в Европе, удостаивали там наград, медалей и поощрений. А он снимал Россию. Говорил, как Пушкин: “Я служу по России…”. Снимал песчаные берега Волги, суровые утёсы Сибири, цветущую сирень и выжженную пустыню.
Сделал около 5000 снимков! Цветных! За свой счёт! Показывал снимки царю, надеясь, конечно, в глубине души на финансовую помощь. Но попросить постеснялся, а царь, видимо, не “догадался”, что изобретатель в деньгах может нуждаться. Он направил его к министру транспорта; тот оценил преимущества цветной фотографии в фиксации водных путей Мариинской системы (ныне Волго-Балт) и предоставил ему пароход с лабораторией и пульмановский вагон, если понадобится ехать по берегу, но финансовой помощи не оказал.
Денег становилось все меньше, их катастрофически не хватало, семья входила в режим жёсткой экономии. Но Сергей Михайлович скорее отказался бы дышать, чем от своих “снимков в натуральных цветах”, как он их называл.
Обращаясь к Л.Н.Толстому с просьбой сделать его фотографию и понимая, что эта фотография будет “на века”, Сергей Михайлович писал: “Мне думается, что, воспроизведя Вас в истинных цветах в окружающей обстановке я окажу услугу всему миру”. Действительно, эту фотографию знают сегодня во всём мире.
Раньше она использовалась в формате “открытых писем” (почтовых открыток), а ещё чаще – кабинетных настенных портретов.
В своих воспоминаниях Сергей Михайлович рассказал об истории создания этой фотографии. Когда, забрав все необходимые приборы, он въехал во двор усадьбы Толстого, ему предоставили небольшой домик в саду “для житья и лаборатории”. Пригласили пить чай. Встретила Софья Андреевна. Воспоминания Сергея Михайловича звучат как отдельные “кадры”, как будто это его снимки. “Он сейчас выйдет”, – говорит Софья Андреевна, и мы ждём, даже немного волнуемся.
Толстой приветливо поздоровался и, извиняясь, добавил, мол, ему жаль, что Сергею Михайловичу столько хлопот достаётся с его фотографическими приборами: “К тому же я сейчас не очень хорошо себя чувствую, и право не знаю, удастся ли нам сегодня сделать снимок.
– Это не спешит, Лев Николаевич, – ответил я, – в крайнем случае, я уеду без всяких снимков. Я очень рад просто побыть у Вас”.
В это время вошла Александра Львовна – младшая дочь писателя. Говорили о цветных фотографиях. Толстой всем интересовался, редко перебивал вопросами, хорошо схватывая суть дела. “Вдруг он обратился к дочери и сказал: “Саша, ты бы пошла переоделась, а то скоро приедет тётя” (монахиня – сестра Толстого). В этот момент Софья Андреевна с некоторым возбуждением в голосе сказала: “Вот видите, у нас с одной стороны “опрощение”, а с другой стороны “иди, наряжайся в красивое платье”. Тотчас же, глядя прямо мне в глаза, Толстой сказал: “Это неверно, что ты сказала Сергею Михайловичу. Я требую только чистоты, как духовной, так и телесной, а не роскоши”. Александра Львовна пошла и переоделась в чистое, хотя и простое ситцевое платье.
Сергей Михайлович понимал “и сердцем и головой”, что происходило в “доме Толстых”: “Софья Андреевна горячо любила Льва Николаевича, но эта любовь была вполне женскою, и вполне земною, то есть связанной в её представлении со всеми благами для любимого человека и их детей. И чем счастливее делался Лев Николаевич, забираясь ввысь, тем несчастнее делалась Софья Андреевна”.
Сергей Михайлович понимал и свою жену, которая, как Софья Андреевна, гордилась его успехам, но не могла не огорчаться “строгому режиму экономии” для своих детей. Он глубоко вник в жизнь Толстого, и это помогло ему в создании его фотопортрета.
В тот день, когда решили после завтрака сделать снимки, вышло, как пишет Сергей Михайлович, “но”: послышался звон колокольчиков и топот лошадей. Льву Николаевичу сказали, что какие-то иностранцы желают его видеть. Это были американцы – репортёр с супругой: “господин вида весьма энергичного, решивший брать Толстого “приступом”, и возможно скорее, ибо “время – деньги”. Толстой заговорил с ними по-английски и предложил позавтракать, а потом можно будет поговорить. Однако репортёры были иного мнения. Отстранив тарелки, они вынули записные книжки и, уставившись прямо на Толстого, начали его интервьюировать по заранее намеченным вопросам. Толстой извинился, что у него спешная работа, и ушёл к себе в комнату.
“Гости пили кофе, оживлённо беседовали между собой, совершенно не обращая на нас внимания. Репортер сказал: “Ну, мы его потом увидим, а пока пойдём осматривать деревню и школу, а вы позаботьтесь о наших лошадях – нам надо будет скоро ехать”. Не обратив ни малейшего внимания на Софью Андреевну, американцы ушли.
Около пяти часов был подан чай. Вскоре показались гости, быстро поднялись на веранду и уселись за стол: Когда Лев Николаевич подъехал к веранде, Сергей Михайлович увидел, что он машет ему рукой. Он тотчас встал и пошёл к нему. Репортёр видя, что фотограф куда-то уходит, сорвался с места и побежал за Сергеем Михайловичем. Они почти одновременно очутились перед Толстым, причём Сергей Михайлович ещё не успел произнести ни слова, в то время как его спутник начал быстро сообщать Толстому, что он хочет задать ему много вопросов и спешит на поезд.
“Лев Николаевич обратился ко мне и сказал:
– Я хорошо себя чувствую – давайте сейчас сниматься – я так и останусь в этом платье. Репортёр продолжал всё ещё барабанить, но мы, оставив его, ушли в сад по другую сторону дома”. Приборы были готовы. Лев Николаевич терпеливо позировал и был в хорошем настроении. После того, как Сергей Михайлович сделал снимок, вечером все собрались за ужином. Лев Николаевич шутил, рассказывал эпизоды из своей жизни и был очень весел.
Фотопортрет Л.Н.Толстого, выполненный С.М.Прокудиным-Горским, восхищает цельностью образа. Это не “уходящая натура”, а человек нам близкий, живущий в напряжённом ритме, принимающий вызовы своего времени и своей семьи. Никаких скидок на возраст!
Это “Россиянин”, “Великий Россиянин” – один из тех, кого так любил фотографировать Сергей Михайлович. Достоинство этих людей, с которым они жили и трудились, серьезность, с которой они смотрели прямо в камеру, и сегодня проникают в самую глубину нашего сердца. И Лев Николаевич Толстой на этой фотографии, так же, как они, как будто возникает из нашей памяти, поддерживает нас в испытаниях, представляет наше общее с ним Отечество – Россию.
В цветной фотографии “сошлось воедино” всё: выражение лица Л.Н.Толстого, его поза, “весенне-парковый” фон, сдержанные переливы сине-зелёных и серо-голубых тонов, а также впервые использованный в фотографии кинематографический ракурс “снизу-вверх”.
Современность трактовки образа Толстого можно считать главным “чудом” и главным достоинством этой необыкновенной фотографии. И не случайно, что некоторые зоркие зрители даже разглядели на ней “мобильник”, выглядывающий из-за отворота сапог!
“Портрет Л.Н.Толстого в саду Ясной Поляны”, выполненный С.М.Прокудиным-Горским в 1908 году, вошёл в мировую классику. Он и сегодня остаётся самым известным портретом писателя в его огромной, можно сказать, бесчисленной иконографии. И самым любимым.
Наталья Нарышкина-Прокудина-Горская,
доктор искусствоведения, профессор,
член Союза писателей России