“А! Не та форма, не та эстетически хорошая форма!”
(Ф. Достоевский. “Преступление и наказание”)
В # 2 “Литературного Санкт-Петербурга” весьма заинтересовала меня статья профессора В. Полуднякова о смертной казни – “Исключительная мера“. Правда, прочитав эту статью, я, очевидно вследствие личной недогадливости, так и не понял, какой все же точки зрения на данный вопрос придерживается сам автор. Но тут уж ничего не поделаешь, художники – народ простой, плохо одолевают то, о чем говорится между строк – нам бы чего попроще. Одним словом, прошу прощения за непонятливость.
Однако ближе к делу. Автор статьи очень интересно говорит о принципах, которыми руководствуются сторонники смертной казни. Здесь и “приоритет справедливости”, и “справедливое возмездие”, и пр. Кроме того, считает автор, “часть сторонников смертной казни уверены, что этот вид наказания устрашает и предостерегает потенциальных убийц, имеет серьезное предупредительное значение”.
По столь глобальным вопросам я спорить, естественно, не могу – просто не владею сколько-нибудь серьезной и доказательной информацией. Далее профессор В. Полудняков приводит также доводы противников высшей меры. Они, в общем, тоже давно известны – дескать, “применение высшей меры не влияет на снижение преступности”, а также “запрет на нее позволяет избежать возможных ошибок, что приводило к исполнению расстрельных приговоров в отношении невиновных”. Я и тут не намерен спорить, ибо по первому пункту также не владею достаточной информацией, а что касается второго – на мой посторонний взгляд, в нем может быть определенный смысл, понятный даже и мне – далекому от юриспруденции человеку: все мы – люди, судьи, разумеется, тоже, и от ошибок в работе не застрахован, к сожалению, никто. Однако, на мой реалистический взгляд, существует всетаки еще один аспект, о котором у нас, к сожалению, почемуто все очень мало говорят, в особенности же сторонники высшей меры.
В сборнике рассказов “Между прошлым и будущим”, выпущенном к 65-летию Великой Победы, есть и мой небольшой рассказ “Грустный охотник”. Рассказ этот был написан очень давно, еще в моей юности, со слов одного известного ветерана Великой Отечественной войны. Человека этого я хорошо знал и потому не мог заподозрить даже в малейшей выдумке. В рассказе говорится, как этому человеку приказано было во время войны расстрелять одного пленного эсэсовца, который оказался столь силен физически, что его, даже связанного, наши солдатики побоялись сажать в лодку, чтобы переправить на другую сторону реки, в штаб полка. Так вот, ветеран клялся, что честно выполнил боевой приказ своего командира – чуть не полмагазина автоматного влепил в спину стоявшего на краю оврага врага, и тот, после очереди ,без звука покатился вниз по склону, но по какой-то странной случайности не умер на месте, как у нас частенько показывают в кино и, как мне кажется, полагают многие сторонники смертной казни. Этот расстрелянный пополз обратно по склону оврага, в конце концов выбрался наверх и, опять же по странной случайности, оказался прямо у ног своего палача. В рассказе я тогда, щадя чувства читателей, несколько смягчил последующие действия нашего ветерана, но теперь жалею об этом – возможно, если бы я их описал более натуралистично, так сказать, со всеми подробностями, прямо с его слов, у нас было бы хоть чуть-чуть меньше людей, мечтающих о высшей мере, как о решении всех проблем.
А ветеран мой, между прочим, рассказывал, что он в ползающего под ногами немца потом уже весь магазин всадил, так что кишки из фашиста полезли и другие внутренности, и череп ему сапогом размозжил (читайте, читайте, уважаемые граждане – сторонники смертной казни, чего уж там коробиться!), чтобы как-то освободиться от хватавшего за ноги врага, но здоровенный тот эсэсовец еще долго дышал, кровью плевался, и сапоги своего палача отпускать не хотел. И до того нашего солдатика своей живучестью достал, что после доклада своему ротному командиру об исполнении приказа исполнитель сам, хотя и был в то время еще совсем молодым и спортивным солдатом, свалился возле штабного блиндажа с сердечным приступом. И ведь это произошло во время войны, на передовой, с человеком, многократно видевшим смерть, привыкшим к ней!
Одним словом, рассказ нашего ветерана в свое время так на меня подействовал, что я сразу же стал и по сей день остаюсь убежденным противником столь грязной меры наказания. И совсем не потому, что другие противники казни, как уже говорилось, приводят разные, в чем-то даже и мне понятные доводы. Я ни с кем не хочу спорить. Мне просто почеловечески жалко тех наших законопослушных граждан, о которых, к сожалению, совсем не принято говорить сторонниками высшей меры – о возможных исполнителях приговора. Как им-то потом жить придется? И сколько они такой жизни выдержат? Кстати, и тот ветеран – герой моего рассказа, прожил после войны не очень долго…
Вообще, мне сдается, что у нас так много сторонников смертной казни именно потому, что не все принято о ней говорить, так сказать, избегая иных реалистических подробностей. А, не представляя их, обо всем можно очень легко судить, о казни тоже. Да еще случается порой и некая подмена понятий, что тоже, думается, может играть на руку иным сторонникам высшей меры.
Вот, к примеру, В. Полудняков в своей статье зачем-то упоминает о фильме “Ворошиловский стрелок”, говорит о том понимании и одобрении, с которыми этот фильм воспринимается зрителями. Нет, фильм действительно хороший, поставлен здорово, но только ведь он все-таки о другом. В фильме показан самосуд, что, безусловно, тоже плохо, незаконно, но вовсе не казнь. Это очень разные понятия! И, между прочим, все негодяи в “Ворошиловском стрелке”, помнится, хотя и пострадали телесно, все-таки живыми остались, в смертной казни такое невозможно в принципе. Да и вообще самосуд часто происходит в состоянии аффекта, обиды отдельного человека на кого-то. Явление это, в моем понимании, всетаки случайное, его довольно трудно контролировать, судить надо лучше, тогда и самосудов не будет.
Казнь же – в моем понимании – государственное мероприятие, в этом деле должны быть задействованы многие законопослушные граждане, вынужденные тратить свое здоровье, силы и нервы, неминуемо жертвовать своей психикой для уничтожения очередного несознательного человека, так сказать, позиция нашего государства совпадает с моими взглядами в этом грустном вопросе.
В самом конце своей статьи профессор В. Полудняков пишет: “Если любое решение (государства) будет взвешенно и обоснованно, общество поймет и примет его”. Разумеется, с этим можно согласиться. Только вот, опять же в моем понимании, говорить с обществом даже о таком грязном средневековом деле, как смертная казнь, желательно все-таки более откровенно, не стесняясь разных малоэстетичных подробностей, которые, разумеется, в подобном мероприятии непременно имеют место, но, к сожалению, не полностью учитываются либо плохо представляются многочисленными нашими согражданами – сторонниками высшей меры наказания. Тогда, возможно, и число сторонников этих самых поубавится – все-таки мы все понимающие, живые люди.
Игорь Дядченко,
член Союза писателей России,
член Союза художников России.