Игорь Дядченко
“Не старею, потому что не убывает, а с годами как будто нарастает волнение перед охотой”
(Е. Пермаитин. «Валерьян Правдухин»)
Все для них в этом походе складывалось неудачно. Взять хотя бы погоду. Целых две недели до открытия весенней охоты стояла безветренная, почти летняя теплынь. И хотя на озерах еще был лед, в оттаявших полях день и ночь слышался гусиный гогот – в небе, особенно на зорях, одна за другой тянули на север бесчисленные гусиные стаи.
А с открытием охоты словно что-то луснуло в природе. Ни с того ни с сего дунул холоднющий северняк, температура упала, и поля, совсем недавно полные дичи, выглядели теперь мертвыми, пустыми: хитрые гуси, почувствовав холод, переместились куда-то – черт его знает куда. Но, несмотря на такую природную нескладуху, эти охотники не смогли усидеть дома. Двое неразлучных друзей, уже многие годы делящие друг с другом охотничий досуг.
Внешне эти граждане были, впрочем, совсем не похожи. Один – небольшого роста, но коренастый и крепкий – Геннадий, другой – повыше и постарше – Олег. Пользуясь нынешней модой избегать отчеств при представлении героев, мы этим и ограничимся. Эти непохожие друг на друга люди были похожи лишь в одном – в своей страсти к ружейной охоте. Именно она, эта самая страсть, вытащила их нынче в такую холодрыгу из теплых квартир, да к тому же запланировали они свой нынешний поход с размахом – на весь длинный весенний день.
Уже утром, только выехали из города, обнаружилась первая неувязка – все вроде бы захватили с собой запасливые стрелки: еды, питья, патронов чуть не по сотне на брата, а самого элементарного – теплую фуфайку, чтобы легче было выдержать ледяной весенний денек, старший охотник Олег почему-то оставил дома.
Уже в дороге он начал заметно подмерзать – печь в машине в силу очередной нескладухи вдруг отказала. Однако ж хоть и холодно было ехать, но возвращаться перед походом – примета крайне плохая, любой охотник это знает. Поэтому мужественно решили мерзнуть, но ехать, хоть и трудно начался поход.
Нескладушка вышла, – поглядывая на подрагивавшего от холода товарища на соседнем сиденье, сочувственно заметил Геннадий.
Но охотничий день, если уж начался нескладно, редко потом приходит в норму. Как правило, в случае неудачного начала с утра до самой ночи будут тебя преследовать разнообразные, непохожие друг на друга накладки.
В холодной машине наши охотники долго еще колесили по дорогам разных охотугодий в поисках самого труднонаходимого человека на свете – егеря. Отыскать хоть какого-нибудь егеря, чтобы купить путевки для охоты, стало для этих граждан основной, центральной задачей холодного весеннего дня. Совесть не позволяла просто плюнуть на эти бесконечные поиски несуществующих егерей даже после посещения четвертого кордона.
Нескладушка выходит, – монотонно повторял не теряющий ни при каких условиях оптимизма Геннадий после очередного негостеприимного посещения охотничьего домика.
Уже далеко за полдень им все же повезло – путевки наконец-то оказались в руках. И хотя в небе так и не показалось ни солнышка, ни какой-либо дичи, но теперь, имея в руках драгоценные документы, наши герои чувствовали, что, несмотря на холодину и пронзительный ветер, весна, кажется, дошла и до них.
Впрочем, время давно уже было обеденное – с этими бесконечными поисками неуловимых егерей теперь только один основной инстинкт владел этими людьми – инстинкт охотничьего обеда. Только тот, кто не бывал ни разу на охоте, не сможет понять блаженства, которое ощущаешь в холоднющий день вблизи излучающего тепло костерка, особенно если на огне этом еще чего-то там жарится или варится. Вкуснейший пар вперемешку с дымком, счастливое лицо друга по ту сторону огня и присутствие твоего верного товарища под боком – старенькой двустволки – делают любой, самый немудрящий обед настолько вкусным, что с первых, обжигающих глотков искренне боишься только одного – как бы не проглотить от счастья подрагивающую в усталых пальцах ложку.
У наших героев (как, наверное, и у многих других охотников) было немало припасено особенно удобных для обеда мест. Одним из них считался Сарай. Так они называли давно уже заброшенный, лишенный дверей и окон старый коровник. Строение это, видимо, доживало последние дни – крыша его текла во многих местах, и ветер гулял внутри из конца в конец. Но все-таки, несмотря на казалось бы полный неуют, в холодную погоду в Сарае казалось как-то не то чтобы теплее, но домашнее. Здесь можно было спокойно оставить машину хоть и на полдня, нимало не опасаясь за ее целость и сохранность. И к тому же во время обеда очень здорово просматривались из широченных, лишенных створок ворот коровника открывающиеся перед тобой виды в любую погоду очень красивые. Тянувшееся слева поле простиралось на несколько километров и оканчивалось далеким оврагом, поросшим довольно густым подлеском. А справа, внизу, петляла во все стороны неугомонная, незамерзающая даже и в большие морозы речушка. Именно туда были теперь обращены глаза жующих охотников – в такой холод лишь она оставляла хоть какую-то надежду увидеть дичь – на промерзшем до каменной твердости поле и в застывшем от холода подлеске на это не приходилось рассчитывать.
Поэтому, наскоро перекусив, наши стрелки направились к речке, каждый – своей, много раз хоженной тропинкой. И, надо сказать, надежды их не были бесплодными. Уже на подходе на тропе Олега поднялась за кустами пара уток, по которым он, правда, не мог стрелять – сквозь заросли трудно было определить селезня. Потом с другого берега поднялась еще пара и опять он не выстрелил,хотя в этот раз селезень был ясно виден. Вот только поднялся на крыло он так, что после выстрела неминуемо упал бы в разлившуюся, бурлящую речку – а ну попробуй его потом оттуда достань! Олег, любивший стрельбу наверняка, терпеть не мог, когда сбитая птица пропадала напрасно и потому старался “мастерить” – стрелять наверняка.
“Опять нескладуха, – посмеивался в душе охотник, несколько согревшийся после перекуса в Сарае. – Ладно, еще не все потеряно, да и вроде теплеет помаленьку. А то на холоду и весну не почувствуешь”.
Вот Геннадий тот и не думал чего-то там “мастерить” – лихим дуплетом срезал другого селезня – гоголя, правда, упавшего после стрельбы на дальний берег.
Нескладуха чертова! – ругался невысокий охотник. – Теперь вот иди к мосту, по-другому его не достанешь! И что за день такой тормозной!
Оставив Олега сторожить (чтобы кто-нибудь не забрал) лежащего на том берегу гоголя, Геннадий двинул к чуть видному отсюда мосту и вскоре скрылся за прибрежными деревьями. Олег уселся на бережку, прямо на холодную землю, изредка поглядывая на лежащую на другом берегу добычу и не переставая удивляться бесконечным изменениям, на его глазах происходящих в природе. Ведь вот совсем недавно, пару недель назад, над этой речушкой, наверное, туда-сюда сновали дикие утки и гуси в голубом теплом небе. А лишь захолодало – птица исчезла, словно снова зима наступила. Но на самом деле это не так. Вон утки уже разбились на пары, несмотря на мороз, и селезни, презирая холодину, крутятся возле своих подруг такие нарядные, всем своим видом словно говоря: “Нет, сколько ни лютуй зима, кончилось твое время!”.
Охотник так размечтался, что прозевал летящую даже и не очень далеко пару каких-то уток. Впрочем, и на этом расстоянии селезня все равно невозможно было определить, и потому он снова не выстрелил. “Да, нескладушка. Надо постараться в другой раз подманить их поближе…”
…День кончался. Подошел наконец донельзя довольный Геннадий с добытым селезнем в руках. Постояли, обмениваясь впечатлениями. Решили, коль уже темнеть скоро начнет, отстоять вальдшнепиную тягу здесь же, благо лес под боком. Правда, были и некоторые сомнения. Вальдшнепиная тяга, как известно, не во всяком лесу бывает, вальдшнеп – птица капризная. Однако разошлись и стали ждать.
Ветер к ночи ослаб и, похоже, еще чуток потеплело. Олег стоял в подлеске возле высокого, голого еще куста, а неподалеку чуть слышно журчала в сумерках вода. Высокий лес тоже был отсюда недалеко – он выступал из-за горбатого берега черным плотным массивом.
“Неплохое местечко, – думал, поглядывая по сторонам, Олег. – Вполне налететь может”.
И когда настороженным ухом уловил такое знакомое, всегда заставляющее сильнее биться охотничье сердце вальдшнепиное “быр-быр”, охотник вздрогнул и еще азартнее завертел во все стороны головой, пытаясь высмотреть налетающую птицу в темном, уже ночном небе. Вальдшнеп вылетел из-за черного куста прямо на него. Стрелок рванулся от неожиданности, поймал было стволами цель, но, видимо, неудачный день этот еще продолжался – от рывка шапка его вдруг свалилась с головы, помешав как следует выцелить исчезающую во мраке птицу
“Вот же нескладуха проклятая, – выругался расстроенный Олег, наощупь отыскивая в темноте так некстати свалившуюся шапку. – Верного вальдшнепа упустил!”.
Отряхнув шапку, он сделал несколько шагов в сторону, к чуть видным в темноте низеньким камышикам на берегу и вдруг из-под ног его невидимый в темноте, с характерным криком взвился бекас.
“А, прилетел и ты, – усмехнулся охотник, чувствуя, как теплеет на душе от знакомого крика. – Значит, холоду конец. Бекас – не вальдшнеп, холодрыгу не любит…”
Потом они долго ехали к дому в полной темноте, по разбитой, колдобина на колдобине, дороге. Геннадий осторожно вел машину, согласно кивал, слушая сетования старшего товарища по поводу нескладно прошедшего дня, а потом, глядя на бегущую под колесами плохо освещенную ленту дороги, подытожил:
Да, весь день одни нескладушки. Но это не главное, братан. Главное, весна все равно пришла. Весна, знаешь, как молодость: много в ней нескладушек, но все равно потом вспоминать здорово.
Олег долго молчал после этих слов, время от времени поглядывая на внимательно ведущего машину друга. Его больше всего удивляло, что сказавший эти слова Геннадий, если судить по паспорту, совсем еще не старый человек…