После снега
Качая фонари
Под небом Петербурга,
Чудили до зари
Метель пурга и вьюга;
В разгуле колдовском
Разбрасывая шали,
О давнем и былом
Беседы затевали,
Являя из хмельной
И вздорной круговерти:
Знамена над Невой,
Крестьянина на верфи,
На лошади царя,
Сударыню в капоте,
мятежников дворян
На шатком эшафоте…
И вновь при факелах
Мазурки несся ветер,
Державный реял флаг,
Стрелял в державу крейсер;
Ночную казнь верша,
Вельмож дрожали руки;
Натягивался шарф,
Лоб наклонялся прусский;
И черный воронок
Спешил по чью-то душу,
И вздрагивал курок
В сыром застенке душном;
И, не таясь икон,
Коварна и кровава,
Творилась над рекой
Воскресная расправа…
А где-то средь аллей,
В руках сложив перчатки,
Задумчивый, как Лель,
Гулял поэт в крылатке;
Летел он, светлый дух,
Под небом Петербурга,
И замирали вдруг
Метель, пурга и вьюга,
Ложились бахромой,
Заслушивались Слова,
И в пляс разгульный свой
Свистя, пускались снова:
Времен живой музей
Кружили в вихрях праздных,
Но вспомнила метель
О Датах Ленинградских…
1
И долго ночью той
Негаснущим виденьем
В заснеженном пальто,
Платке заиндевелом
Вдоль улицы седой
Худая горожанка
Везла по мостовой
Покойника на санках.
И, словно не во сне,
Средь миражей кружащих
Опаливая снег,
Дом рушился горящий,
Всходил аэростат,
Завешивая купол,
И долго, до утра
В дрожащем свете тусклом
Слепая, у окна,
Мать, прижимая к сердцу,
Качала на руках
Остывшего младенца.
Бескрайний стон людской
Стелился над Невой, но
Тогда же, ночью той
Жена встречала воина;
И, до зари за час,
Весь город озаряя,
О тех, кто замолчал
И, плечи расправляя,
На отчих берегах
Не встал, и над живыми
Рыдали в небесах
Огней победных ливни.
2
Бледнели фонари.
Чуть месяц серебрился.
Ох, нагулялись три
Затейницы сестрицы!
Избывшие досуг,
На город сникли сонно…
Проснулся Петербург,
В то утро был он словно
Тетради белый лист:
В снегу своих столетий,
Непогрешимо чист,
Невозмутимо светел.