Размышления о книге Романа Круглова “Форма жизни”.
“Форма жизни” – так называется новая книга стихов Романа Круглова.
В неё вошли избранные стихотворения 2008-2019 годов из четырёх предыдущих книг и стихи ранее не опубликованные.
Заимствованное из латыни слово “форма” (forma – наружность) ни в коем случае не говорит о том, что стихи формальны или поверхностны. Главное слово здесь – “жизнь” с её сложностью, драматизмом, философией, радостями, страданиями, чувствами, страстями, отдельные моменты бытия, поиски его духовных основ, отражённые сознанием автора, заключённые в стихотворную форму, превращённые в поэзию. Ведь призвание поэта, согласно словам Александра Блока: “Строй находить в нестройном вихре чувства, / Чтобы по бледным заревам искусства / Узнали жизни гибельный пожар!” (слово “гибельный” к рассматриваемой книге не относится).
Людям, выросшим при Советской власти, которая декларировала равенство и справедливость, обещали светлое будущее. Круглов принадлежит к поколению тридцатилетних, чьё детство и отрочество прошло на руинах социалистической империи, в нищей и униженной стране. Им ничего не обещали, кроме возможности, если удача улыбнётся, заработать побольше “бабла”. Как известно, поэт – существо духовное, перспектива обогащения, деньги не могут его полностью удовлетворить. Не видя целей и жизненных ориентиров, многие молодые поэты сочиняют нынче унылые вирши, полные могильного мрака и безысходности. Роман в некоторых своих стихах тоже не избежал подобных настроений, но ему всё же удалось их, в основном, преодолеть. А стране удалось выбраться из предсмертного состояния девяностых годов.
Стихи Круглова отличает автобиографичность, открытость, почти полное слияние автора и лирического героя, а также лаконичность, отточенность формы, образная ёмкость.
Одно из первых в книге стихотворение “Конь” – развёрнутая метафора со множеством смыслов. В нём автор представляет читателям героя, который едет “На дарёном коне, / Обскакав дураков”. Хоть он и обогнал многих, но не удовлетворён достигнутым и впереди ещё далёкий путь. А конь у него особый, воображаемый, и говорит человеческим голосом: “Я – забитая в голову в детстве фигня…/ Только ты ведь никто без меня”.
Что же это за ценная “фигня”, в голове героя или всё же автора? На этот вопрос отвечает следующее стихотворение: “Крестоносцы были в детстве. / В юности – Толстой. / Целый мир тебе в наследство. / Властвуй. Бог с тобой”. То есть это вся сумма знаний, которую вкладывают в голову ребёнка родители, преподаватели, прочитанные книги, чтобы он превратился в человека, и не абстрактного индивидуума, а гражданина своей страны, наследника её сложной истории, правда о которой, “как на дальней полке / Дедова медаль”.
Далее следуют, в основном, стихи о превратностях любви, семейной жизни, взаимоотношениях с любимой женщиной. В них можно обнаружить оттенки чувств и переживаний в диапазоне от мрака отчаяния до озарения счастья. Начиналось всё, красиво: “Как будто бы фонарь горел, / Не помню точно. / Мы танцевали во дворе / Той зимней ночью. / И тени в свете фонаря / Густы, как вакса. / И ты, и холод января, / И дактиль вальса…”.
Но даже любящим людям трудно жить вместе и понимать друг друга. И появляются неумолимо в реальности и в стихах “упрёки, ревность, слёзы, грубость”. Любовную лодку немилосердно колотит о быт. Размолвки, ссоры, примирения:
Мы молчим, а в карманах слова, как ножи.
Для чего притворяться и лгать? Чтобы жить,
Ради нас, ради чувств, ради лжи.
Мучительным переживаниям героя, его страданиям от душевного одиночества посвящено много стихотворений. Например, такое о состоянии после очередной ссоры. В нём образы выразительны и неожиданны (особенно необыкновенно про ангела):
Готово: ты освобождён.
Хлебни за то, что ты разрушил;
Пусть слякоть проникает в душу
Воздушно-капельным путём.
Дрожит штандартом на ветру
Твой смех – безликий, обалделый.
Свободный путь – что хочешь делай –
Лежит перед тобой, как труп.
Лакейски-вежливо притих,
Ручонки вытерев о китель,
Твой ангел-падальщик-хранитель.
И ожидает чаевых.
Тем не менее, “древо жизни вечно зеленеет”. Любовь не остаётся бесплодной, и “скоро будет ребёнок”. Следует помириться, но слова примирения звучат нерадостно: “Вот мы уже не на меже, – / На финишной кривой дорожке: / Межа-то пройдена уже, / Не будет никого дороже”.
Но среди сложных, драматичных и запутанных переживаний, как форточка в иное измерение, появляется удивительно простое и светлое:
На полустанке я смотрел на звёзды,
Смеялся, пил взахлёб холодный воздух,
По телефону получив посланье
О том, что ты соскучилась по мне.
Снег штриховал железную дорогу,
Состав стоял в дыре, забытой Богом,
Ну а меня Бог вспомнил – было счастье,
Сверкнуло в выси, в Вышнем Волочке.
Впрочем, есть в книге стихи не только о любимой, но и о нелюбимой женщине. О ней тоже написано интересно: “Ты, конечно, думала о том, / Как мы разойдёмся поутру – / Я тебе никто, ты мне никто. / Что же? Все всегда и всем никто, / Ну а если “кто”, то Фрейд в пальто”. Здесь звучит снова мотив душевного одиночества, сквозной мотив книги.
Тема смерти одна из вечных, её касаются, наверное, все поэты. Смерть в книге предстаёт неразрешимой загадкой, безответным вопросом бытия: “Жив-здоров, но разве в этом дело? / Кроется в материи живой / Издевательство над смыслом тела – / Непристойность куклы восковой. <…> Часа ждёт не бледный ангел смерти, / А в гробу напудренный паяц. <…> Неужели эти все улики, / Эта подлая игла в яйце – / Чтобы видеть замысел великий / В женщине, в ребёнке, в мертвеце?”.
А в стихотворении “Сын”, играя с ребёнком, герой неожиданно и даже радостно приходит к осознанию единства жизни и смерти:
Он мне хохочет в лицо – я смеюсь
Тоже и, тяжести не замечая,
Юность свою я подбрасываю –
Старость и смерть я ловлю и качаю.
Ещё оптимистичнее об этом в стихотворении “На могиле Ахматовой”: “По вертикальному стволу / Нисходит яркий зверь – / В горизонтальной смерти мглу / Не верится теперь. <…> И жить на свете хорошо, / И хорошо – не жить”.
Есть в книге строчки о призвании поэта, стихотворном мастерстве, вечной неудовлетворённости художника, его попытках выразить невыразимое, уловить неуловимое, сказать несказанное. Об ускользающей реальности: “Поймать живое волшебство, / В стихах запечатлеть его – / Оно смеётся, / Уже почти даётся – да! / И остаётся, как звезда / На дне колодца”.
Но поэт снова и снова пытается “заглянуть под фату мгновенья”, порой достигая почти японской лаконичности, выявляя изобразительную ценность каждого слова:
Ветка с белыми цветами всё лежит в моём кармане,
Потому не оставляет запах ночи и грозы.
В этих лоскутках увядших – яблоневом талисмане –
Заключаются азы.
Остальное – что сложнее –
это только дым и копоть,
Мысли и переживанья – злы и мелочно грубы.
В свой черёд проступят сами,
на бумагу будут капать
Из прокушенной судьбы.
А вот ещё мудрая мысль о поэтическом творчестве: “Стих редактирует поэта / – Строка подсказывает суть, / Сквозь ложное выводит к свету, / До свету не даёт уснуть”.
На недавней встрече с читателями Роман Круглов сказал: “Искусство должно быть банальным”. Казалось бы, эти слова должны вызывать протест.
Как так? Мы хотим, чтобы нас удивляли! Но, если говорить предельно упрощённо: в искусстве, как и в человеческой природе, нет прогресса (вспомним, навскидку, хоть непревзойдённые шедевры эллинистического искусства). И что может быть банальнее человеческой жизни: родился, пожил, сколько сумел, потом умер. Но как человека делает уникальным и удивительным его индивидуальность, так и произведение искусства делает неповторимым только талант и мастерство художника. Вот пример простого стихотворения из книги:
Просёлок, обнесённый тополями.
Привычно сквернословит вороньё.
Навстречу речка жалкая виляет.
Улиткой проползает самолёт
Над жухлыми весенними полями…
Что горе отсыревшее твоё?
Всё это о защите умоляет,
И мужество внезапное даёт.
Картинка – банальнее не придумаешь. А представишь эти недолюбленные просторы Родины, и слёзы наворачиваются. Забываешь свои мелкие несчастья, начинаешь мыслить шире.
Ещё один пример, как поэтический взгляд на простейшую картинку вызывает философские размышления, уводящие героя в иные пределы, в горние области:
Свет в окнах, пьяный у ворот,
Скамейка, тополей обрубки,
Мир уязвимый, очень хрупкий,
Легко меня переживёт.
Ведь я расту корнями вверх
В нелепом поиске опоры,
Нетленной, подлинной, которой
Нельзя достигнуть, – верь
не верь.
В этом стихотворении нет слова “душа”, но понятно, что речь идёт о ней.
Как и тема душевного одиночества, тема поиска духовных основ бытия проходит через всю книгу. Ведь Россия – страна, в основном, христианской культуры. Наши люди, даже далёкие от церкви, руководствуются в своей жизни правилами христианской морали. Сейчас, когда понятия добра и зла намеренно определёнными силами размываются, только христианская традиция помогает отделить одно от другого, найти те самые жизненные ориентиры и опоры. “Бог есть Любовь” написано в Библии. А вот как это звучит в книге:
Вот реальность. Смешные учёные!
Как всерьёз можно верить в неё?
Это просто любовь, облачённая
В очень ветхое бытиё.
Приведу ещё одно стихотворение:
Значит, будет и что-то потом,
Если я, ограниченный телом,
Уместиться в тебе целиком,
Не могу, как бы мне ни хотелось.
Значит, кем-то за всё я прощён,
Если Губ Твоих был причащён –
Это так незаслуженно много
Для меня,
И достаточно для
Доказательства Бога.
Это можно понять, как обращение к любимой женщине, как сакрализацию любви. Но написание “Губ Твоих” с прописных букв отсылает читателя в запредельные области, заставляет вспомнить символистов с их Вечной Женственностью, Прекрасной Дамой и стремлением изобразить “незримое очами”. Можно даже предположить, что герой целуется с самой Жизнью.
Душа лирического героя в некоторых стихах представляется отдельной сущностью, написано о ней так: “Охота жить и плакать. / Душа меня несёт, / Как шалая собака – / Кидается на всё. / Ей нынче не до тела, / Весь мир ей – точно мяч. / В какое можно дело / Такую дуру впрячь?”
В стихотворении, завершающем сборник, тоже участвует “душа”: “Но и света и тьмы было мало – / Превращаясь, чего-то ища, / Будто разную плоть обретала / В каждом возрасте новом душа. <…> Только то ли легко, то ли тяжко, / А душа всё растёт через быт. / Под каким теперь кровом бродяжка? / Кто из зеркала нынче глядит?”
Лирический герой, его душа, проходит на страницах книги ряд инициаций обстоятельствами жизни, ищет место и предназначение в жёсткой, а порой жестокой, реальности, чтобы в результате обрести новое качество, некое душевное равновесие.
В стихах Круглова читателя порадует изящество формы, искренность, психологизм, интересные мысли и чувства, необычные образы, выстраданный оптимизм; в них даже можно найти утешение для тех, кто в печали.
Светлана Хромичева