Елена ЖАБИНКОВСКАЯ
* * *
Новый год перестает быть новым.
Из квартир выбрасывают ёлки –
Ширится лесок вокруг помойки.
Двор снежком в косую разлинован.
Кошка бело-рыжая брезгливо
Нюхает остатки серпантина.
Задувает ветерок с залива.
В общем-то, знакомая картина.
Но сегодня столь привычный взгляду
Грязновато-пегий вид окраин
Дарит сердцу странную отраду,
Красотой болезненной отравлен.
Вкус познанья сладостен и страшен,
Я нашла ключи от тайной двери,
Я в себе лелею, как двойняшек,
Чувства обретенья и потери:
Нужно с чем-то близким распрощаться,
Чтоб увидеть, как вокруг всё ново,
Чтобы ощутить возможность счастья
С остротой прозревшего слепого.
Нищий
Вот уже и святки скоро.
Сыплет реденький снежок…
У Казанского собора
Просит денег паренёк.
В уши бьёт прямой наводкой,
Так, что слышно за версту…
Но на хлеб ли? Вдруг на водку
Или там на наркоту?
Он загородил дорогу,
Выскочив из-за угла.
Нищие угодны Богу.
Что поделать – подала
Сторублевую бумажку.
Он схватил и был таков.
Но сперва провел бродяжка
По ладони мне рукой.
Вроде бы – пустое дело,
Не предъявишь ничего…
Словно так забрать хотел он
Долю счастья моего.
* * *
Подави внезапное отчаяние,
Выйди из смертельного пике…
Две печеньки с красной чашкой чайною
На столе поставлены в пикет.
Не поможет чай, но паче чаяния
Нерождённый стих – как палимпсест.
Счастье с частым дождиком отчалило
Помоложе поискать невест.
Осень свежевыпавшими листьями
Заблевала двор, напившись в хлам.
Что в активе? – прописные истины
С опытом обломов пополам.
Ненависть раскручивает лопасти,
В пропасти её бы не пропасть.
Над болотцем Ленинградской области
Падает подстреленный бекас.
Что-то намудрила ты с полётами,
Нынче бьют любую птицу влёт.
Вспомни, как над брестскими болотами
Жаба сероглазая поёт.
Плохо ли за пять минут до вечера
Обрести прозренья благодать?
Если жаба жабой, так и нечего
Птицу из себя изображать.
Плюнь, листок сомни,
и в свете лампочки
Бледное лицо подкрась слегка.
До зимы красны бывают яблочки.
День не задался – купи пивка.
Асафетида
В этой лавке восточной чего только нет:
Палантины, шарфы –
всякой твари по паре.
Благовония, свечи, рассеянный свет.
Даже в горле першит
от масалы и карри.
Горки масляных горьких
горчичных семян,
Кориандра, кумина, душистого перца
Здесь шалфей, и шафран,
И невзрачный бадьян
Посвящённым
раскроет узорное сердце.
Манят бусы тяжёлой своей красотой.
Пожелай – и браслеты унижут запястье.
Джинн мне чудится
в аромалампе простой,
Вопрошающий:
что тебе нужно для счастья?
Нет, не камни, а запахи знают секрет,
Как будить очагово застывшую память,
Отдирая послойно коросту с тех лет,
Что от пряностей мне
Не позволят отпрянуть!..
Ты сюда приводил меня
Хмурый декабрь
Нас на входе забрасывал
снежною крупкой
И, за дверь проникая,
будил, как дикарь,
Звуки музыки ветра, обманчиво хрупкой.
И пока я смотрела масла и шелка,
Ты брал маш, чечевицу и соевый соус.
Шли обратно – в руке замирала рука –
В эйфории, о будущем не беспокоясь.
Что мы знали о жизни, смеясь на бегу?
Целый мир затонул во мне,
как Атлантида.
Эту пряность с тех пор
я терпеть не могу.
Ненавижу, как пахнет асафетида.
Там нет меня
Кузнечики рассыпаны в траве,
Невидимые, как сухие зёрна.
В сосновых кронах ветер дышит мерно.
Через борок ведут дороги две.
Одна налево – там лежит село.
А та, что прямо, приведёт к рыбхозу.
Там гладь прудов и шомполы рогоза.
Там карп, хвостом ударив тяжело,
Уходит в глубину, на топкий ил,
Под корневища лилий и кувшинок
Пятнают блики тёплый шёлк тропинок.
Телега едет, поднимая пыль.
Я там совсем как дома, в том бору.
Средь старых пней
и стёжёк муравьиных
В ладошку земляники наберу
И нанижу на длинную травину.
А после можно сбегать на пруды
И, внутренне сгорая от азарта,
Часами наблюдать, как у воды
С детёнышами возится ондатра.
Там нет меня.
И всё-таки я там.
Бессмертным душам время не помеха.
По благодати выпавшего снега
Иду лесной дорогою к прудам.
Екатерина КУЛЬБУШ
Встреча весны
Хоть бы мусор мне вынес! Глаза-то
не прячь за газетой!
Всё хозяйство на мне.
Нету сил подойти к телефону.
А ты знай о своём:
мол, поедем встречать Персефону,
Ведь совсем ещё девочка.
Вдруг потеряется где-то.
На пустынной платформе
какая-то рыхлая баба
В грязноватом пуховом платке,
суетясь, беспокоясь,
Торопливо кидает добро
в отъезжающий поезд,
И откуда-то пахнет фиалками
тонко и слабо.
А Нева ни жива, ни мертва
от ужасных предчувствий,
Что какой-то там солнечный зайчик сломает ей спину
И, как дикие звери,
неистово сцепятся льдины,
И друг друга съедят
с аппетитным и радостным хрустом.
В привокзальном буфете
едят пирожки и смеются.
Вечереет. Синеет.
На сердце тревожно и хрупко.
Что-то, видно, не так.
Не приехала наша голубка.
И зачем я ворчала?
Сама бы уж вынесла мусор.
* * *
Нетерпеливо бьётся грудью
Волна об острый камень мола.
Разрезанный арбуз на блюде,
Истома крови в черных пчёлах.
Не страх безумного поступка,
А инстинктивное движенье
Под ветром рвущуюся юбку
Зажмёт в слабеющих коленях.
В час отменённого свиданья
Переплывёт ли с тяжким грузом
По серым волнам подсознанья
Кусочек сладкого арбуза?
Но если чувство скрыть удастся,
Как непроявленную плёнку,
Смогу ль стерпеть в строю спартанцев
Укус взбешенного лисёнка?
* * *
За жалобы, что Бог мне дал так мало,
Я заслужила – признаю без спора
Из дома выйти, поглядеть направо
И не увидеть Смольного собора.
Он улетит, теряясь в серых тучах…
И каждый день
на лестничной площадке,
Приостанавливаясь на мгновенье,
Сама себя пугаю я и мучу,
Чтоб замерла душа в тревоге сладкой,
И тем острее стало б облегченье.
Шоколадный демон
Как холодно!
Дождь барабанит по крышам.
Уйди, ненавистный. Я вовсе не слышу
Твоих уговоров, исчадие ада.
Я им не поддамся. Не съем шоколада.
Себе повторяю опять и опять я:
Не съешь,
или треснет любимое платье.
Не ешь, или станешь уродливой бочкой.
Не вздумай ни крошечки взять,
ни кусочка.
Не тронь эту гадость, считай её ядом.
Не смей! Не хоти! Не люби шоколада!
Желудок кричит
под чудовищной пыткой.
А дьявол с коварной,
злорадной улыбкой
Взирает, как медленно, нехотя, робко
Рука потянулась к конфетной коробке
Он вновь победил! Я опять проиграла.
Ах, как же мне стыдно!
Как вкусно! Как мало!
* * *
Я уже тем до конца своей жизни богата,
Что услыхала,
под чьими-то окнами стоя,
Только вот это начало
Бетховенской Пятой:
Та-та-та-`та до того гениально-простое,
Что проникаешь
в исконную суть мирозданья,
Словно бы ниткой в иголку
обыденным жестом.
Как хорошо на душе,
истончённой страданьем,
Смотрится штопка
из нескольких тактов оркестра.
Марина КОРЖ
* * *
Я расцелую этот вечер,
Я прокричу ему ура!
За что? – за то, что он не вечен,
Что скоро станет он Вчера.
За то, что валит снег отвесно –
В кромешной мгле светлым светло,
За то, что всё мне интересно,
Хоть юность напрочь замело.
Пусть дело клонится к закату,
Жизнь, умоляю, не гони
Тоскою светлою объята,
Мой вечер, я тебе сродни.
Всем расставанье неизбежно –
Попробуй время удержи!
Прильни ко мне, мой вечер снежный
И в белом танце закружи.
К чему печалиться напрасно?
Что мне дано, то всё моё.
Ночь белоснежная прекрасна –
Я расцелую и её!
* * *
Всё же хорошо, тогда откуда
Горестная складочка на лбу?
Я за всё благодарю судьбу,
Каждый день за маленькое чудо
Принимая
Сколько ж тех чудес? –
Сосчитать? Боюсь, собьюсь со счёта,
Да и чудо вовсе неохота
В цифры облачать, ведь я не Крез.
Если что коплю – то ерунду,
Не заложишь под проценты явно:
Птицу, что взмывает в небо плавно,
В руки мне летящую звезду.
То обрывок фразы на лету,
То дождинок перепев унылый,
Знойный крымский полдень,
Питер стылый,
Сад в медвяном липовом цвету.
Колдовство рожденных кем-то строк,
Невесомость бабочки порханья,
Доченьки свободное дыханье –
Лёгкое, как вешний ветерок.
Взгляд твой, что дороже всех стократ,
(Вот и цифры вновь, наследье Крёза)
Сладость снов, соленость моря, розы,
Их пьяняще-нежный аромат
Мил и свет мне, и ночная тьма –
Всё, чем жизнь – до срока – оделила…
Всё? А складочку на лбу уже забыла?
Так она разгладилась – сама…
* * *
Всего боюсь: подъездов, переходов,
В метро с опаской знобкою иду,
Боюсь скопленья праздного народа,
Боюсь не распознать суметь беду.
Боюсь и поездов, и самолетов,
Боюсь машин несущийся табун,
И умников боюсь, и идиотов,
Особенно вещающих с трибун.
Боюсь любых болезней до озноба –
Меня и близких, Боже, сбереги!
Боюсь повальной подлости и злобы,
Боюсь считать, что все вокруг – враги.
Боюсь за нашу грешную планету,
За мир наш, что помешан на войне
И недодать боюсь тепла и света
Всем тем, кому ещё страшней, чем мне.
* * *
И снова тот же сон:
мостки речные, лето,
Медвяный запах трав
дурманяще-хмельной,
Вся золотится гладь реки
в потоках света,
И слух щекочет мне
немолчный плеск речной.
И над рекой склоняясь,
сливаясь с отраженьем
И ветви в глубину на волю отпустив,
Под ветром шелестя, –
застывшее движенье, –
Мне дарят тень свою
пять-шесть плакучих ив.
Я там – и нет меня. И это объяснимо:
Во сне всегда и всё
так объяснить легко
Я там, но тень мою
река проносит мимо,
И друг от друга мы теперь так далеко.
И всё реально так: вода, и свет, и ивы,
И под ногой дрожат осклизлые мостки,
И всё так зыбко,
всё – сплошные переливы,
И я стою столбом, мне не поднять руки.
И наползает мгла, меняя очертанья
Всего вокруг, и с ней почти сливаюсь я,
Вдруг шепоток звучит
на краешке сознанья:
Я, тень твоя, с тобой,
проснись, душа моя
И я опять есть я, а то, что так пугало,
При ясном свете дня не стоит и строки,
Но стоит лишь уснуть –
и снова всё сначала:
Медвяный запах трав,
жара, река, мостки.
* * *
В маленьком парке,
под маленьким сидя зонтом,
Маленький ангел
читает свой маленький том.
В кругленькой шляпе,
кургузом пальтишке простом.
С бульбинкой-носом
над кротким улыбчивым ртом.
Словно озяб, чуть согнувшись,
застыл недвижим.
Ну отчего мы всё время куда-то бежим?
Душу расслышать,
открыть её времени нет,
Словно весь мир одержим суетою сует.
Только на что же похож этот мир
без души –
Вот и воюем,
калечим, разносим, крушим…
Так ведь недолго спалить
наши души дотла
Боже, как хочется света, уюта, тепла…
В маленьком парке
скамейка приветно-бела,
Бронзовый ангел,
раскинув два чутких крыла,
Сверху на край притулился,
как будто живой,
Мира нездешнего житель –
и всё-таки свой,
Питерский, словно омытый
водой дождевой,
Знаком вопроса
застывший в пространстве пустом,
Всю суету, беготню отложив на потом,
Вроде присел он, но ангел ведь он –
и парит,
И по душам и без слов
с нами он говорит.