Игнат Смоленский
Незабудки
Лютики, лебеда,
Всюду осока…
До соловьев, видать
Будет морока.
Но, коль страшат глаза –
Руки, за дело!
И понеслась коса
Справа налево…
Легок удар, крут шаг –
Экий я ухарь!
Но сорвалась душа
Схлынула удаль.
Свесились, как ремни,
Руки дурные.
Возле сапог легли
Звезды дневные…
* * *
Рано. Вот и сон еще дурманит,
И дорожка вся еще в росе,
Но уже кружится над садами
Стаи голубиной карусель.
И стою, макушку задирая,
Щурясь из-под маленькой руки,
На земле, где мама молодая
И еще все живы старики.
Взмах за взмахом с неба
шлет приветы
Дружное, чудное голубьё.
Связана одна со стаей этой
Тайна; вот бы разузнать ее!
Но, лентяйской следуя привычке
Оставлять задумки на потом,
Жгу в сарае дедушкины спички,
За соседским бегаю котом,
Ем с куста пушистую малину,
Бабочку за крылышко беру,
Зыбкую кленовую вершину
Покоряю, напугав беду;
Рву ромашки далеко от дома,
Удивляюсь звездам до утра,
Очень хорошо уже знакомый
Со словами “завтра” и “вчера”.
Но не знаю слова “безвозвратно”
И не понимаю “никогда”…
Тот секретный сад, где голубятня,
Мог бы разыскать я без труда.
* * *
Как вот этот простор с васильками,
Ты мне с первых ботинок знаком,
У тропы над Ж.Д. полотном
Ожидающий путника камень.
Здравствуй, друг! Отдохну по старинке
На пологой макушке твоей
И, быть может, услышу в траве,
Как протопают вдруг те ботинки.
И заботы все разом отрину –
Безоглядно пущу под откос,
И, как будто бы, вытянусь в рост,
Отразившись в зрачке стрекозином,
В луговые закутаюсь трели.
И привычной своей чередой,
Полетят, замелькав надо мной,
Электричек пунктирные тени.
* * *
Вдалеке от житейского гула,
Перейдя на прогулочный шаг,
В свой старинный сверну переулок
И вдоль сада пройду не спеша.
Здесь навстречу мне тихо качнется
Зацветающей яблони ветвь,
И уставшего сердца коснется
Незабудок застенчивый свет,
И отсюда, сквозь тени ограды,
В час душистый и звонкий, когда
Меж дневными забывшись трудами,
Невзначай оглянусь из окна,
Разыграет меня, как и прежде,
Вот уже у калитки мелькнет,
Белокурым движением нежным
Показавшийся вдруг мотылек.
* * *
У него глаза – огоньки,
И смешные добрые уши.
Он в тетрадке пишет стихи,
Он играть не хочет в войнушку.
И опять стоит сам не свой,
Глядя на цветущие вишни.
“Лешка-чудик” – дразнят его
Грубые соседи мальчишки.
Что ж, порой, и впрямь, как чудной,
Он на них в обиде едва ли,
Только бы они: “Эй, немой!” –
Пареньку тому не кричали;
В доме с разноцветным окном,
Там, где сад звенит соловьями,
Он живет. Беда с пареньком –
Говорить не может словами.
Но Алеша знает давно:
В мире удивительном этом
Вместе, сообща, заодно:
Дальний дом с окном разноцветным,
Ливень, прошуршавший в листве,
Шалый мотылек-полуночник,
Утренних садов юный цвет,
На листе линованом строчки;
И росой умывшийся луг,
И над переулком береза,
И зари задумчивой друг
Тихий, синеглазый Сережа.
* * *
Здесь, кронами одето,
Едва синеет небо,
И пропадает где-то
Звонок велосипеда,
И выросший из яслей,
Садовых коротышек,
На придорожный ясень
Восходишь выше, выше!
И, пьяный от отваги,
Находишь в дебрях кроны
Свой старый бумеранг и
Воланчик незнакомый.
* * *
Чужие огороды.
Далекие сады.
Лучей косые оси.
И ветви, словно годы
И листья, будто дни
И, не жалея вовсе,
Что так давно не десять,
И дума нелегка,
И в прядях – паутинки
Как маленький индеец,
Беру наверняка
Опасные развилки.
И под июньским солнцем
Торжественно встаю
На лиственной вершине.
А где-то там колодцев
Уключины поют,
Шипят в проулках шины;
Дневные невелички
Там в яблонях звенят,
На луг бредут коровы;
И мчится электричка,
И жизни без меня
Час наступает новый.
* * *
Тишина. Только ходиков стук.
Рук натруженных не покладая,
На своем полуночном посту
Рукодельница вяжет седая.
Снег ложится к стеклу на карниз.
Белоснежная тянется пряжа
Видит бог: у старухи – родни:
Тут и к Троице всех не обвяжешь…
Как молитвой забывшись – трудом,
Спиц не выпустит и на рассвете,
Но вздохнет, всё же, вспомнив о том,
Что опять не приехали дети,
Внуки не были вот уже год,
Зять, племянники не навещали.
А бывало, за гостем шел гость,
Было шумно, светло вечерами;
Уходя, обнимались в сенях,
Всё никак не решаясь проститься…
Новый век налетел, и семья
Разошлась, развязалась по нитям.
На лице рукодельницы свет,
На висках бледный волос разглажен.
Словно тронутый ангелом снег,
Под руками бессонными пряжа.
* * *
Ни газет и ни журналов,
Ни конверт, ни листовок –
Лист осины бледно-алый
В старом ящике почтовом.
Это ж надо, закружило!
Или, может, кто подбросил?
И прочел я меж прожилок:
Прихожу. Скучала. Осень.
Андрей КРАСНОБОРОДЬКО
Туман над Фонтанкой
Пролетели часы
разговоров бесплодных,
Ты ушла, и вокруг разлилась тишина.
Я сижу на гранитных ступенях холодных,
А вода где-то рядом, но еле видна…
Мягкий снег,
опускаясь степенно и чинно,
Покрывает темнеющий лёгкий причал.
Лишь теперь в двух шагах
от бездонной пучины,
Я себе уяснил неизбежный финал…
Ты ушла, не простившись…
Туман над каналом
Ходит ласковым паром по глади воды.
Вместе с тающим снегом
и утром усталым
Я смотрю, как твои исчезают следы…
Признание в любви
Ремонт на Невском. Снова перемены.
И кое-где дома в леса одеты.
Свернул. Забит машинами Литейный.
Всё те же, неизменные сюжеты
В вечерний час движенья городского…
Вот булочная с запахом ванили,
А к горлу ком подкатывает снова…
Да с привкусом щемящей ностальгии
По старенькой, но милой коммуналке,
В которой скопом жили небогато
На улице Некрасова, за аркой,
Где, будучи мальчишкою когда-то,
Я твердо знал – мне город этот нужен.
А я ему. Уверен, так и надо.
И пусть он сыроват и перегружен,
Единожды влюбившись, буду рядом.
Посевная. 1944
Разворотил округу бой вчерашний…
А нужно сеять – наказала мамка.
И вот везет он по намокшей пашне
Мешок семян на самодельных санках.
Ещё слышна за лесом канонада.
Совсем не едут сломанные сани…
Всё сделает по-взрослому, как надо,
Мальчишка тот, со взрослыми глазами.
* * *
Я знаю, живет рядом с нами,
С доходом совсем небольшим,
Старушка с живыми глазами
И сеточкой мелких морщин.
Одна. Без подружек и сплетен.
Родных, так случилось, что нет…
Но путь её долог и светел,
И горьких не помнится лет.
И в доме её вместе с кошкой,
Вдали от мирской суеты
Всегда на приветном окошке
Живут полевые цветы.
* * *
Сапожки, худые коленки,
Волос белобрысых копна.
Девчонка мне вспомнилась – Ленка.
Десятая в школе весна…
Стояли мы возле спортзала.
Морозно. Одеты легко.
Она между прочим сказала,
Что солнце стоит высоко,
Затем размечталась о лете,
Шутливый затеяв рассказ…
И тут я внезапно заметил
Всю прелесть фиалковых глаз!
Она улыбалась глазами,
И таял искрящийся лед!
Все это останется с нами
На многие годы вперед.
Геннадий Сивак
Пришел живым
Растет беда на Белом Свете –
Царит беспамятство вокруг.
Мы с вами все – Победы дети,
Но, жаль, сужается наш круг…
Покуда живы ветераны
Войны – прошедшей – мировой.
Но заявленья слишком странны
Правителей с глухой душой…
А если б не было победы,
Тогда бы не было и нас.
Спасли наш мир отцы и деды,
Но их забыли в одночас…
Поклон земной всем в битвах павшим,
Но рушат памятники их…
От рук фашистов пострадавших
Помилуй, Господи, спаси…
От мыслей скверных и деяний
И ненавистных грязных дел,
Освободи нас от страданий,
Останови весь беспредел!
* * *
Памяти отца
Пролил отец мой кровь под Сталинградом,
Её впитала волжская земля…
Остались внукам все его награды,
Рассказы о сраженьях помню я.
Сержант-смельчак в рядах морской пехоты,
Был ад кромешный, не хватает слов.
Рвались в атаки яростные роты,
Был каждый в схватке жизнь отдать готов.
Домой с войны вернулся инвалидом,
Один из всей семьи пришел живым.
Трудился тяжело и без обиды,
Для всех он был и добрым, и родным.
Роберт Проссер
(Австрия, Тироль)
***
Памяти баварского друга Бруно
В общении с природой понимания не найти
а вот эхо находит мелодию побуждает зелень расти
развиваться цвести плодоносить
как будто это просто несмотря на сплетения
всего живого
отражение внешнее и скрытое в земле или
тени от листьев они
мерцание и трепет и сияние снежных ангелов
(излюбленный образ)
ощущают жизнь под ногами или нарастание сосулек
холод словно последний аккорд барабанной дроби
по живой воде
лед с веток свисает в реку и стужа пробирает до костей
во всем нарушение табу во всем двойственность:
пусто и морось и что-то торчит трещит
изменчив не мир только одно ощущение его сменяется другим
плеск ручья и треск сучьев от загнанного зверя
стою словно мост на реке понять бы шум воды
и сосчитать волны
тихо и я один
и вдруг птица из клюва букет перышек
а вот и ручей раздвоился
обрушивается пеной брызг с удвоенной силой
о внезапном бегстве и приключениях
говори бережно и подумав
улови самый нежный голосок
карр из клюва а потом цшш лист в горле им отвечает ствол
разрушается природа и ее явления
многие из них остаются нераскрытыми
один Я два ТЫ три МЫ
и щебет птиц наперебой
Мария
кроме нас никого
Мария и липы скол
шлифую зачищаю
вырезая вдохну в тебя
молитву свою любовь свою
пока во мне не станешь целой
лицо твое руки твои тело наше
доведенное до совершенства на морозе и под солнцем
Мы можем сидеть у ручья так долго
как это бывает только с возлюбленными
вместо камней мне лучше бы яблоки
выбрать яблоко и красоту вместо камня и забвения
яблоко стало зеркалом оно в лесу висит
и ждет вас вам обоим достаточно
это яблоко разбить и вы наконец одно: тело и дух
я мог бы войти в мякоть яблока как в плоть другого
в его уста так познавая второго человека
Перевод с немецкого Л. Радкевич