Все пройдет – только верить надо,
Что любовь не проходит, нет
(Песня Все пройдет )
Отца своего, высокого и сильного, Эдька помнил, кажется, еще раньше, чем себя. Мальчику очень хорошо помнились долгие вечера в их маленьком доме на окраине города, где они с мамой часами ожидали возвращения папы с работы. Наконец он являлся – тяжелой, усталой походкой входил в столовую, сбрасывал в угол пальто и шапку и, чего-то буркнув вместо приветствия, садился к столу. И сразу же у него с матерью Эдьки вспыхивала ссора. Сколько Эдька помнил, мать его никогда не интересовалась, отчего же на этот раз набрался ее муженек, а сразу же начинала его пилить . Подпивший отец долго терпел наскоки своей супруги, терпел до какого-то известного им обоим предела, а потом вскакивал из-за стола, швырял на пол ложку, а случалось и тарелку с борщом, и пьяный его бас сразу прекращал все, самые горячие доводы и требования жены.
Такого вот, разбушевавшегося, выведенного из себя отца маленький Эдька очень боялся и норовил спрятаться под стол. Потом, когда крики стихали и родители, до отказа опустошив себя в битве за очередную правду, ложились спать, мальчонка тихонько вылезал из-под стола и неслышно ковылял к своей кровати.
Он рос очень болезненным ребенком. Через все его детство, наравне с непрекращающимися семейными скандалами проходили воспоминания о постоянных хворях: корях, свинках , коклюшах, гриппах, ангинах и проч. И в начальных классах школы Эдька болел чаще остальных учеников, хотя все-таки пореже, чем до школы – мальчик перерастал понемногу свои болячки. Впрочем, несмотря на домашние сложности и слабое здоровье, учился он в школе очень хорошо. По физкультуре, правда, в первые годы учебы отставал от сверстников, но потом и это прошло. Спасало то, что родители, несмотря на постоянные распри, не только не мешали сыну учиться, но и всегда помогали: отец – по математике (в любом состоянии), а мама – по всем остальным предметам. Правда, Эдька еще с первого класса не шибко-то нуждался во всяких подсказках и понуканиях – школьные науки вообще давались ему легко – очень помогала довольно большая домашняя библиотека, все время пополняемая за счет книголюба-деда. Родители мальчика не увлекались чтением и даже изредка поругивали сына, когда тот целые дни напролет просиживал с какой-нибудь книгой.
Чтение очень помогало в учебе – речь мальчика становилась все более связной и грамотной, рассказы его о каких-то случаях, свидетелем которых ему случалась быть, становились все более яркими и интересными. Уже и похмельный отец, слушая их, одобрительно качал головой и бормотал:
– Хорошо он говорит. Давай-давай, Эдик. Только математику не забывай – королева наук!
Впрочем, склонность к чтению художественной литературы нисколько не мешала изучению точных наук. Как уже говорилось, в школе по всем предметам он успевал весьма прилично. Да еще и невесть откуда появившаяся в младших классах тяга к рисованию. На школьных уроках рисования, не занимаясь этим предметом всерьез, мальчик имел круглые пятерки. Наверное, вот эта легкость в постижении разных программных предметов и помешала его родителям по окончании школы сыном усмотреть его истинные наклонности.
Окончив хорошо школу, юноша отправился учиться в другой город на экономиста. Он легко поступил в выбранный родителями вуз, несмотря на немалый конкурс. Вроде бы сначала все шло гладко, как и в школе, но потом почему-то застопорилось. Как-то сложилось одно с другим – и здоровье ослабло (все-таки впервые в жизни он стал жить вне дома, предоставленным самому себе), и науки, которые он вроде бы легко одолевал в начале учебы, разонравились, стали вдруг скучными и неинтересными. Через год наш студент бросил до смерти надоевший ему институт и вернулся в свой родной маленький городок к расстроенным донельзя родителям, довольный уже тем, что притащил с собой целый мешок старых потрепанных книг – институтский товарищ по каким-то непонятным причинам распродавал дешево домашнюю библиотеку. Да еще привез домой Эдуард папку, набитую своими сделанными в разное время рисунками и набросками знакомых студентов и студенток.
Постаревшие родители встретили сына в этот приезд весьма прохладно. Отец долго беседовал с сыном, все пытаясь понять, почему же тот оставил такой выгодный институт, предупреждал о службе в армии. Правда, потом, полюбовавшись с женой Эдькиными рисунками, родители пришли к выводу, что сын у них (оказывается!) прирожденный художник, и потребовали, чтобы он немедленно поступал в соответствующий вуз.
Чего не сделаешь на благо концессии! – говорил один из героев Ильфа и Петрова.
Снова наш юноша довольно легко и безо всякой подготовки поступил теперь во второй уже вуз совершенно иного профиля и снова чуть не бросил его на первом курсе. Правда, причина такой нелюбви к любимой учебе была на этот раз другой.
Во-первых, большинство студентов этого вуза учились после художественных школ или училищ, что, хотя и мало было заметно при поступлении, потом, в процессе учебы, как оказалось, дало-таки себя знать. Многие предметы этого вуза на первых порах вдруг оказались весьма непривычными нашему самонадеянному студенту.
Во-вторых, отношения между будущими гениями были сложнее, конфликтнее (об этом у нас при социализме совсем не принято было говорить). Одним словом, в этом вузе студенту наряду с умением рисовать требовалось еще и умение постоять за себя в сложных ситуациях. На первых порах Эдуард старался не ввязываться в свары – сказывалось домашнее воспитание.
Впрочем, уже к третьему курсу все пришло в норму. Бедным Эдькиным родителям порой казалось, что даже слишком в норму. Правда, их радовало, что отношения сына с предметниками-преподавателями и студентами выровнялись и оценки исправились. Однако постоянная необходимость быть все время настороже, вечно ожидать какой-нибудь каверзы или подвоха со стороны иных особо гениальных сокурсников привели нашего студента в зал борьбы.
И вновь пришлось начинать все сначала, в третий раз в жизни пришлось парню осваивать совершенно новую науку – науку самообороны. Она и впрямь все больше увлекала его. Все меньше времени оставалось для искусства. Стареющие родители негодовали, конечно, но что они могли поделать? Взрослый сын вышел из-под контроля. Правда, когда по вечерам, после занятий в институте или тренировок они втроем собирались, как обычно, пить чай на кухне, Эдуард, предчувствуя приближение очередной проработки, вдруг брал инициативу в свои руки и начинал ярко, в красках и лицах рассказывать о каком-нибудь случае посмешнее из институтской или спортивной жизни. Напряжение за столом спадало, проработка откладывалась. Пожилые родители хохотали, слушая рассказ сына и отец (он смеялся всегда сдержанней, чем мать, больше вслушиваясь в речь), в конце обязательно резюмировал:
– Хорошо ты говоришь, Эдик. Приятно слушать. Слышь, мать, опять, думаю, не по специальности он пошел. С таким языком не художником надо быть, а писателем или рассказчиком.
Учась уже на последнем курсе, юноша как-то однажды внял словам родителя и попытался написать коротенький рассказик. И сразу начались сложности. Если вспомнить теперь, удивительные проблемы приходилось порой одолевать творческому человеку в прошлые времена. Взять самое простое – печатную машинку. Во-первых, купить ее так просто (пошел и купил) в магазине было практически невозможно – машинки в продаже бывали очень редко и стоили очень дорого и (что самое главное) – требовалась пропасть всяких бумаг для того, чтобы ты мог эту самую машинку приобрести.
Однако это еще полбеды. Существовала в прошлые годы прорва всяких закрытых тем, о которых ну никак никому нельзя было писать.
Одним словом, первый его рассказик так и умер где-то в кладовке со временем, не успев, как следует родиться. Однако занятия спортом, помимо обязательных травм (это, так сказать, отрицательная его сторона), имеют порой и положительную – закаляют характер человека (особенно, если и до этих занятий человеку есть что закалять).
За первым рассказом вскоре последовал второй. Его удалось напечатать на машинке маминой знакомой и послать в редакцию известного в те годы спортивного журнала. И ни звука. Юноша наш окончил весьма успешно свой институт и отправился служить срочную. Природная самонадеянность плюс годы тренировок настраивали его, особенно вначале, на оптимистический лад.
Но все оказалось сложнее. Да, для службы в армии желательно иметь хорошее здоровье. Очень неплохо при этом новобранцу владеть еще каким-либо навыком самообороны. Не помешает
Однако это было еще не все. Много случайностей на службе подстерегают порой и людей физически крепких. Непростая это все-таки для новобранца штука – военная служба
Через полгода наш герой оказался в госпитале с воспалением легких, полученным на учениях. И вот здесь, лежа на больничной койке, лишь только немного полегчало, он начал писать свой третий рассказ. Вся палата с интересом наблюдала за ним, приставала с расспросами и успокоилась лишь тогда, когда этот солдат торжественно пообещал прочитать вслух свое творенье, как только закончит.
Недели через две (как раз перед выпиской) этот вечер наступил. Мертвая тишина стояла в палате. На койках неподвижно сидели больные солдаты. А Эдуард все читал и читал вслух громким волнующимся голосом свой рассказ. И хотя этот рассказ был для него, кажется, третьим, лишь при чтении его солдат осознал (вдруг как-то), какая это удача, что можно вот так читать свое произведение не отцу с матерью, а сразу многим, почти незнакомым людям. Читать и со страхом ожидать, что они скажут по окончании
После выписки нашего солдата из госпиталя рассказ этот был отправлен родителям с непременной просьбой сохранить его до дембеля . Видимо, получив бандероль, отец и мать нашего героя детально ознакомились с очередным творением своего гениального сыночка , потому, что в письме, полученном им вскоре из дому, мама возносила до небес Эдькины литературные таланты, а в конце письма стояла приписочка, сделанная батиной рукой: Здорово, черт возьми! .
Демобилизовавшись, наш герой прожил пару месяцев дома, а потом уехал в другой город, далеко – жениться. (Они познакомились во время его службы). И началась у него молодая суетливая жизнь: жена, маленький ребенок, работа, немного спорта (он еще вел спортивную секцию на своем предприятии). Молодым хотелось везде успеть – и в кино, и в театр. Одним словом, времени для творчества опять не оставалось. А тут еще и коллектив подобрался в отделе, где работал наш герой, не то, чтобы слишком сложный, скорее, слишком уж смело и критически мыслящий обо всем на свете. В прошлые годы много было у нас таких глубинномысленных коллективов
Эдуард, хоть и старался подлаживаться на работе под общее мнение, чувствовал при этом скуку смертную. Он продолжал потихоньку писать рассказы, хотя показывать их кому-нибудь на работе стеснялся. Жена, хотя и понимала и одобряла его взгляды, тоже посмеивалась над бумагомараньем мужа. На работе же поделиться своими замыслами было просто не с кем
Оставалось одно – брать свою писанину с собой во время ежегодных поездок на родину и там опять читать, как прежде, только отцу с матерью
А родители его старели помаленьку. Особенно сдал за эти годы отец. Как все крепкие от природы люди, он привык жить смолоду, не сдерживая с годами своих привычек и к старости за это пришлось платить. Но и теперь самой большой радостью для отца было, как раньше, сидеть вечерами с матерью на кухне и слушать рассказы приехавшего в отпуск взрослого сына. Вслушиваясь в чтение, батя долго согласно кивал поседевшей головой, а по окончании повествования начинал хмуриться:
– Здорово, черт возьми. И почему тебя с таким языком до сих пор не печатают, сволочи!
Эдуард тоже не знал, почему. Свои произведения, по возвращении от родителей он аккуратно складывал дома в кладовку. Ему и в голову не приходило поверить в то, что когда-нибудь в обозримом будущем он увидит хотя бы один свой рассказ в печати.
А время шло. Однажды знакомый охотник надоумил нашего героя прибрести одно из своих ружей, показавшееся хозяину лишним. Сказано – сделано. Оказавшись впервые с собственным ружьем за городом, наш герой был потрясен тем, как много он в этот день увидел интересного. Нет, они и раньше всей семьей любили бывать за городом – за грибами, на шашлыках Но с ружьем было как-то по-другому. Вернувшись домой из своего первого ружейного похода, Эдуард тут же сел писать свой очередной рассказ – о природе. А на другой день пришло письмо от матери. Она писала, что отец прихварывает. Спрашивала о погоде, о здоровье внука. А в конце письма, батиной рукой, как обычно, было написано несколько строк. Отец интересовался, что еще написал сын и когда же наконец он сможет увидеть хоть один Эдькин рассказ напечатанным. Сын, прочитав письмо, приналег, и к утру его новый рассказ был готов. Попросив знакомого напечатать его на машинке, Эдуард тут же положил свое творенье в конверт и, никому не говоря ни слова, отправил в редакцию охотничьего журнала.
Прошло полгода (всего лишь полгода!), и из редакции пришел ответ: рассказ ваш одобрен, готовится к печати, ждите.
В этих ожиданиях прошел еще почти год (какие пустяки!), и совсем незадолго до получения долгожданного номера со своим первым творением, как-то вечером Эдуарду принесли телеграмму: Папа умер такого-то. Похороны такого-то. Приезжай. Мама .
А на другой день утром (он еще не уехал) почтальон принес в большом конверте журнал с его первым рассказом. Так отцу и не удалось увидеть в печати ни одного рассказа сына
А жизнь шла своим чередом. Рассказы нашего героя теперь все чаще выходили в различных журналах и альманахах. Он становился серьезным писателем. Эдуард считал свою жизнь удавшейся – хоть и поздновато, уже на склоне лет, он нашел-таки свою дорогу в творчестве – это, к сожалению, не каждому удается в жизни. И всегда жалел, что отец его, еще в детстве Эдика предполагавший у сына талант литератора, так никогда и не узнал об его успехах
Игорь Дядченко