Владимир МЕНЬШИКОВ
Край
Этот край обильно проспиртован,
Хоть не в моде выпивки теперь,
Что ему – считают – уготован
Грустный финиш с множеством потерь.
Он хриплоголосый, оскорбленный
Заправляется с утра вином.
Возле синей речки клен зеленый
Шумен в состоянии хмельном.
Под магнитной бурею в “Магните”
Ходовым стал выпивон “Магнат”.
В таз налейте, голову макните,
Станете болтливей, чем сенат.
Думая, словцо “сенат” – от сена,
Начали вилами ворошбу,
А с вилами на сенат, как хрена
Натаскать охапками в избу.
Смотрит Анка пугано на тучи,
На погнутокрылый “АН” с копны…
Если хочешь край узнать получше,
Приезжай и глубже здесь копни.
Острые проблемы
Огородные полоски
Стынут в крае одичанья,
Снова слышу отголоски
Журавлиного кричанья.
Меж извилин эхом длинным –
Неумолчная сюита.
Может, клином журавлиным
Голова моя пробита?
Не с хорошенькой погоды
Деревенским полднем тошно,
А родные огороды –
В черепах дефект-картошин.
Их поштучно – в чугуночек!
Ах, вари, мой череп глупый!
Не хватает чудо-ночек
С круглотелой, доброй Любой.
Встали острые проблемы
С долгом, пищей, домом скорбным.
На работе те же темы,
Потому тосклив я, сгорблен.
Нож складной воткнут горбато
В гниль соснового крылечка,
Пацаном из интерната
Лихо сделана подсечка.
Нож взлетает над доскою,
Серебрясь, подобно клину…
С острой, режущей тоскою
Край любимый не покину.
Мистические птицы
До чего ты, Россия, простая!..
Вот гляжу, как советская власть
Журавлиной красивою стаей
Полетела от нас, понеслась.
Длань cвою, подержав над глазами,
Передвинул дрожаще к виску
Честь отдать с боевыми слезами
Власти, небу, реке и леску.
Трудно снявшись с болот коммунизма,
Эта стая уносится вдаль,
Эх, на все-то умеет отчизна
Наложить грандиозность, печаль.
Ведь марксистский язык – вот издевка –
Над печальною ширью полей
Переложен красиво и ловко
На прощальный язык журавлей.
Так не выразить филармоничной
Скрипке всю безнадежность мою:
С вертикальной чертой
ключ скрипичный,
Как смычком протыкают змею…
По долине разложены длинно
Дни в напевные строки былин.
Журавлиным страдальческим клином
Не один уже выбили клин!
Потому и распалась Россия,
Расшаталась и рухнула ниц,
Что заложена страшная сила
В клин слезливых, размашистых птиц?
Но под этот мотив журавлиный
Я, бредущий вдоль свежих могил,
Строй Советский, почти что былинный,
Несказанно теперь полюбил!
Сентябрьский ветер
Что ли к деревенскому коктейлю
Пук соломин, славных на продув,
Ищет ветер целую неделю,
Все в селе, в полях перевернув?
Граждане хотят в аристократы,
Не желая щей и киселя?
Зря предполагали демократы,
Что амбиций нет у кис-селян.
Но поскольку Ленина и Теля
Отказались слушаться, – так вот –
Осень наготовила коктейля
Из мазута, грязи, сточных вод.
Потребляя этакую мерзость,
Матом обмарали меты лет.
Эти простодушие и дерзость –
Не Керзону ль кирзовый ответ?
Заскулил предприниматель тощий:
“Обнаглели! Рыпается мразь!”.
Что же делать, если “харей общей”
Нагло ткнули в классовую грязь?
Русская тайна
Когда осенняя понурость
Дождем вколачивает грусть,
Тогда уныние и хмурость
С трудом! охватывают Русь!
Людей округи опечалить
Невероятно тяжело,
Хотя развалены причалы
И тонет в бедности село.
Грусть равнинная
После вести, что Киев
Вновь профукал мильярд,
Сразу вспомнил о кие,
Коим бьются в бильярд.
Долго целил в лоб шара
Первоклассный игрок.
Я по жизни лошара.
Я шарах за порог.
Надо мной неудачи,
Будто бы журавли,
Пролетают и плачут,
Затихая вдали.
Здесь и всхлипов, и стона
Для “низов” и элит.
Офицер из ОМОНа
В черном шлеме стоит.
Октябрю не до лоску.
Иней. Грязь. Канитель.
Не совсем чтоб свой в доску
Над селом журавель.
Все ж тоске журавлиной,
Охватившей село,
Уживаться с равниной
Холодине назло!
То, что птицы напели,
Вставь ли, тихо вложи
В смысл осенней недели,
Полной дрожи и лжи…
Эпидемии и
эпи(ческие) демоны
А над селеньем ни одной звезды,
Густая тьма деревню охватила.
По избам – ощущение беды,
Предчувствие, что бродит Злая Сила.
“Ату, её, нечистую, ату” –
Ворчать и отгонять ватагой будем.
Уже досталось птицам и скоту,
Уже досталось деревенским людям.
Когда чихал октябрьский птичий клин,
То слово “клиника” внезапно всплыло.
Хоть обьявляй в России карантин
Иль “тихий час”, иль закупай тротила,
Чтобы взорвать Небесную Тортиллу!
Она как черепаха, жаба ли
Коронавирус мечет беспрестанно.
(Без экипажей ходят корабли,
Так как матросы перемёрли странно).
Она – царевна-жаба в расписной
Мистическо-космической короне.
Навис коронавирус над страной,
Где без оркестров и хоров хоронят.
Тортилла, черепаха и – расклад:
Торт, череп, пах и прочие словечки.
Любая эпидемия – парад,
Где маршируют трупы-человечки.
Вон Троцкий-демон. Эпидемий всех –
Отец он, вождь в наркомовской тужурке.
Снег по России, словно белый мех,
Лежит в пивбанках, фантиках, окурках.
В полях
Я сделал несколько шагов
К деревне и к народу,
Глубокая тоска снегов
Не дала мне проходу.
Тоска полей, тоска равнин,
Унынье и печали.
Не как железный паладин
Рассматриваю дали.
Охота трактор или танк
Узреть декабрьской стынью,
Чтоб стать участником атак
На голод и унынье.
Для обитателей сельца
Свалить к столам обязан
Хотя б созвездие Тельца,
Иль как там по инязам?
Не научился звезд с небес
Хватать, чтоб с кровью-мясом.
К танцующим печуркам лес
Не вышлет зайца с плясом.
Стараясь разогнать тоску,
Решал еды проблему.
Не удается мужику
Давить на капсистему.
Воспоминания
Люди насмотрелись здесь всего:
Были и Собранья, и Советы.
Конно-войсковое “иго-го”
Заглушали танки и ракеты.
Зимняя речушка. Провода.
Но и провода теперь в покое.
Не смогу поверить, что всегда
Было здесь спокойствие такое.
Будто бы из проруби на земь
Не выпрыгивали рыбы-монстры,
Будто бы людей по пять, по семь
Не кололи здесь штыки, что остры?
Будто бы не клали, прослезясь,
На могилы пафосные флаги,
Будто бы трудяги, отродясь,
Знать не знали здесь про передряги?
Будто не бывало никогда
Здесь дневных и полуночных бдений?..
Тихо! Отгудели провода.
Слышу звуки скорбных песнопений.
Ковыляют призраки сюда,
В том числе и я – их вдохновитель.
Водку пьем в большие холода,
Антифриз и пятновыводитель,
Чтобы раствориться в темноте,
А через полгода в резвой силе,
Вновь сюда явившись, вспомнить те
Грандиозные года России.