Владимир Васильевич Сорокажердьев уроженец города Кирова, в 1971 году окончил Литературный институт им. А. М. Горького. Автор 9 поэтических и многих краеведческих книг о Севере.
Стихи публиковал в журналах “Берега”, “Двина”, “Дон-новый”,
“Молодая гвардия”, “Наш современник”, “Новый мир”, “Роман-
журнал ХХ1″, “Север”, “Юность”, российских альманахах. Лауреат
Международной литературной премии им. В. Пикуля. Поч тный гражданин города Колы Мурманской области. Живёт в Мурманске.
ФОРТОЧКА
Если Ленинград – окно в Европу,
То Мурманск – форточка Ленинграда.
Из советского фольклора.
Как старый фильм зал г на полочке,
Былые пали времена,
Когда считался Мурманск форточкой
У ленинградского окна.
А Ленинград – град многоопытный –
Придерживал е слегка,
Чтобы не очень громко хлопала
От Баренцева сквозняка.
Но не хватило сил физических,
И стала форточка потом
Арктическим и атлантическим
Самостоятельным окном,
Открытым полюсу, Европе,
Свою историю творя.
В немыслимом калейдоскопе –
Причалы, люди и моря.
Вс это на любовь умножьте,
Чувств человеческих разгул;
И я однажды в том окошке
Судьбой короткою мелькнул.
ЧУДОВ
А руки у него – два чуда
Для топоров, стамесок, пил.
Любитель леса Л шка Чудов
Немало ими начудил.
Мир деревянный – мир науки,
Не только пламя в печке, дым,
Тянулись доски к нему в руки
И руки отвечали им:
Строгали нежно,
рисовали
Уют, гармонию в избе.
И местные – медведь, сова ли –
Желают перенять себе
Окно,
на крепких ножках столик
И полок симпатичных ряд.
А пригласить умельца стоит,
И у него глаза горят!
Кто в очереди: бурый, серый? –
Считайте, что вам повезло:
Берлогу обошь т фанерой,
Наладит крышу на гнездо,
Отмерит ровно по линейке,
Прибь т не ниже головы,
И не возьм т с вас ни копейки,
Лишь по соседству б жили вы.
ПРЯНИК
Язык и радует, и ранит.
Какой-то узаконил псих,
Слов сочетанье “кнут и пряник”
Придумал общее для них.
Великолепен сдобный слиток
В домашнем кухонном углу.
Живите там, в подвалах пыток,
Не лезьте к чайному столу,
Где щедрый самоварный краник
И разговор не про бить .
Не оскверняйте тульский пряник,
А в Туле есть ещ ружь .
ЛКИ
Уезжают лки новогодние
С городских тусовок, площадей.
Пожалеть их,
только печке годные,
А дружили – не было родней
Новогодью, Рождеству на милость
Мы сдались, задор для молодых –
Откружились и отвеселились,
И отцеловались возле них!
Автокраном в бывший праздник лезем,
Увез тся в мусорную даль.
Никогда уж не вернуться в лес им –
Вот за это лочки и жаль
СОСЕД
Д. К.
Соседствуем
Он больше чем сосед,
Художник слова, и довольно прыток:
Прозаик, и биограф, и поэт,
И – Господи, прости! – ещ и критик.
Не растранжирит строчки ни одной,
Сюжеты сохнут по нему и липнут,
Не отвлеч тся на бегу пивной,
Но с Музою Метафоровной выпьет.
Содружества до гроба пожелать,
Воз радости, ну и тележку грусти,
На Музе со студенчества женат,
Но и иную бабу не пропустит!
Не выронит любовь из крепких рук,
Коль водятся пока картечь и порох,
В делах домашних мышью близорук,
Зато орлом в литературе зорок!..
Снег уш л, тепло и сыро.
Просыпается карась.
Воронь не ищет мира,
Покричать бы да украсть.
Непроезжая дорога,
За три речки сторона,
Нет асфальта даже к Богу,
А зачем? Тропа видна
Деревянная картинка,
Грядка свеже зелена,
Здравствуй, вятская глубинка!
С головою глубина
Европа – оружейный дом –
Пугала трезво или пьяно
Наполеоновским штыком
И танками Гудериана.
Вернулось мало их домой.
Французов и германцев морды
Толпой бежали под Москвой,
А кто замедлился – зам рзли.
С зимою сызмальства дружны,
Веселья много в эту пору,
А на Крещенье полстраны
(и президент) ныряют в прорубь.
И не имперский ли посыл –
Как, отряхнув с себя Онегу,
Ид т мальчишечка босым
По свежевыпавшему снегу.
Зима – им смерть, кто был палач,
Кто кормит танками Украйну.
Для русских снег всегда горяч,
И – за пределом пониманья.
Где пахло пашнею и севом,
В родительский вернулся дом –
И не убитый подо Ржевом,
И не в обнимку с костыл м.
Уехал юный, неумелый,
А нынче Муромцу под стать,
Лицо и грудь – неужто целый? –
Его ощупывала мать.
Водила пальцами по коже,
Морщинок гладя завиток,
Солдат на сына не похожий,
Но это вс -таки сынок.
А без него бы свет померкнул,
И, может, повредился б ум.
Так обнимала, словно мерку
Снимала, сшить ему костюм.
А на костюм шинель распорют,
Разрухе и войне назло,
И слово редкое в ту пору
Вокруг звучало: “Повезло!”
ДОМ У ВОДЫ
Иногда растревожит, поманит
Берендеева глушь, не сады,
И, особенный, в той глухомани,
Одиночества дом у воды.
Так махн м за дождями и ветром,
На звериные глянем следы!
Места хватит в том домике светлом –
Одиночества дом у воды.
С осторожностью рыб познакомит,
С певчей удалью местной среды
Убежавший из города домик –
Одиночества дом у воды.
В этом мире, совсем не убогом,
На букет соберутся цветы,
И совсем-то он не одинокий,
Одиночества дом у воды.
Мы собрали морошку и щавель,
На прощанье расплакалась ты.
Мы верн мся к тебе, обещаем,
Одиночества дом у воды.
ПЕСЧИНКА
Песчинка не качн т весы,
Зато песочные часы
В стеклянную торопят полость,
Не ограничивая скорость.
И вы, кто дома не забыты,
Кто не торопится домой,
Поосторожней на орбите
С песчинкой этой скоростной.
ГАГАРИН
А с родословной бы не знаться
В доперестроечном году
Сейчас позволено признаться,
Что были и князья в роду.
Свободны родственные связи!
Мы тем прославиться смогли:
Отправили потомка князя,
Того не зная, от Земли.
А он – смоленский корень, древний,
У старины на поводу,
Его гагаринское древо –
Росло у Грозного в саду.
И каждый накрепко заварен
В котле истории самой –
Царь Иоанн и наш Гагарин
Какие люди! Боже мой!..
Один страну большую создал,
И множил волжской стороной,
Другой увидел близко зв зды
И любовался всей страной
И каждый проявил талант,
В единое сбивая крохи,
И каждый – редкостный бриллиант
Неувядающей эпохи.
С утра под солнечным софитом
Я не случайно вспомнил Свифта.
Горят, горят вокруг цветы,
И молча наблюдаешь ты,
Как тушат их пожар шмели –
В лугах попутчики мои.
Трудолюбивы и проворны,
И все они в пожарной форме.
ХИБИНЫ
Е. Шталю.
И будто увеличены биноклем
Походные саамские шатры –
Хибины!
Пассажир увидеть мог их
Летящего вагона изнутри.
Душевно в зябком Питере простились
Мы с другом, не без рюмочной возни.
Настойчиво просил он: “Не проспи их,
Потом расскажешь, каковы они “.
Для гор в душе у друга много места,
Они его разили наповал –
И на Эльбрусе был, на Эвересте,
В Хибинах низкорослых не бывал,
Хотя спортсменам там места родные.
И он, пока не подали состав,
“Потом расскажешь, друг, они какие!” –
Хрипел,
меня таская за рукав.
Прощание уже на грани спора,
Под лязг кол с, огней вокзальных ш лк
Он требовал Хибины, чтобы горы
Не только я увидел –
и прош л!
И видел я бер зоньки кривые,
А в небе тучам каменный насест,
И впадины, и башни боевые –
Хибины-то огромные какие,
И каждая хибина – Эверест!
БЕЛКА
Мне подумать об этом неловко,
Да и вы не подумайте все,
Что у белки сейчас тренировка,
Перед тем, как бежать в колесе.
Раскрутить его обод и спицы,
Чтоб смеялся чудак-человек,
Разминает суставы и мышцы,
Измеряет секундами бег.
Словно в цирке, где страха хватает,
Отработано наверняка:
Как еловая лапа хватает
Мускулистые лапки зверька.
Лес сегодня какой-то угрюмый,
И не к солнцу нацелен, а вниз,
Не иначе, он тоже подумал
Про бегущую часть колесниц.
На грибы добродушный, не бедный,
Да и шишек в лесу – за глаза.
Думать много о белочках вредно,
И не думать, наверно, нельзя
РОДНИК
И встретилось песчаное корытце,
Земля дышала холодом под ним.
Не принято, я знаю, торопиться,
Когда вам улыбается родник.
Приветливый всегда, неповторимый
В глуши лесной, в колодце ли любом
Среди бродяг, как и ручей, любим он,
И я тянусь к нему открытым ртом.
Родник бурлил легонько, тонко тенькал,
Сказать хотел: тоскливо одному.
А я стоял пред ним на четвереньках
Из уваженья полного к нему!
Не только потому, что смог напиться,
Я Волгу вспомнил, русский человек,
Что началась с такого же корытца,
Как множество других великих рек.
Нет уже бумажных писем,
Где я славил и чернил
Время,
нынче независим
От бумаги и чернил.
Но немного не готовый
К угасанию пера,
Видеть ящичек почтовый
Не беременным с утра.
Металлический, нормальный,
Да с замочком нутряным,
А не ящик виртуальный,
Ощупью не ощутим.
Поспешили с электронкой,
И пути обратно нет.
Но, надеюсь, похоронку
Запечатают в конверт
ПУТНИК
Не жалеть расстояньями ноги –
Этим мать повторяя, отца,
Путник долго ид т по дороге,
А дороге не видно конца.
Через мост, сквозь сосновую рощу,
Через грязь, где водитель увяз.
Мир пешком – и свободней, и проще,
Увеличенный в несколько раз.
Отзов тся на старческий окрик
Деревеньки в вечернем дыму.
В местном храме на образ посмотрит,
И поклонится низко ему.
Сапоги не однажды он скинет,
И босым километры возьм т;
Эту даль у него не отнимут,
Горизонт у него не умр т
Первопроходцы! Честь им, старым…
Мой край, раскинувший холмы,
Своею площадью составит
Три европейские страны.
А может, и охватит больше
Тех, малых государств букет,
Давно принадлежавших Польше,
Теперь уже той Польши нет.
У европейского корыта
Готова злобою истечь
С тоской о Речи Посполитой,
Жаль, что оставили ей речь.
Ранней зимушки разбег.
Начинается искусство:
Густо-густо падал снег,
Как под сечкою капуста;
Он заполнил сад и пруд,
Потерявший вмиг рассудок,
В н м традицию найдут
И космический рисунок.
Чудо – вязка и шить ,
Рукоделия вершина,
Даже женское бель –
Обаяние снежинок.
Есть у российского народа
На муху, метившую в глаз,
Понятные без перевода
Шаблоны нецензурных фраз.
И где бы нас ни угощали,
Каким ни жили бы трудом
Речь иногда обогащаем
Старинным русским языком.
Не обижаемся, попали
Под крик хмельного куража,
Где на три буквы нас послали,
Так ведь не на три этажа!