Образование является одной из наиболее важных линий жизненного пути личности, сопровождая человека всю жизнь. Исходя из этимологии слова, речь идет о формировании образа (человека), т.е. о том, как человек становится человеком, обретая истинно человеческую сущность. Отсюда ясно, насколько велика роль педагога, ответственного за то, какими личностями наполнится общество.
В психологической типологии жизненных ориентаций есть два диаметрально противоположных типа – с активной и пассивной жизненной позицией. “Преобразователь” активно заинтересован в новом познании, это его часть жизни. Он не любит останавливаться на достигнутом, самокритичен, стремится много знать, понять себя и всегда в первых рядах. Стремится к самосовершенствованию во всем, в том числе в учебе. Новые знания ему нужны, чтобы как можно лучше овладеть профессией. “Потребитель”, напротив, прагматичен, стремится “отсечь” лишнее, по его мнению. Полагаясь на обстоятельства, профессию выбирает случайно, дополнительным образованием интересуется мало.
Сравнивая высоко и низкопродуктивных педагогов, в свое время мы выявили особенности активной жизненной позиции высокопродуктивных педагогов (широта осмысления жизни, выбор профессионально эффективных и личностно значимых стратегий поведения, а также сопряженная с этим стрессоустойчивость), тогда как низкопродуктивные педагоги отличались пассивностью жизненной позиции (незначительное осмысление жизни, выбор профессионально неэффективных стратегий, низкая личностная включенность в преподавание, нереалистичность жизненных планов, низкая стрессоустойчивость, особая уязвимость в ситуациях затруднений в общении с коллегами).
Можно рассмотреть эти особенности на примерах чеховских персонажей. “Объектно-ориентированный” педагог – воплощенная пассивность – всегда являлся предметом сатирических описаний. Классический пример – чеховский “человек в футляре” Беликов, безымянный учитель греческого языка в гимназии, которому уже “далеко за сорок”.
Внутренний мир Беликова выстраивается как реагирование на обстоятельства в соответствии с не своими мыслями. Внутренний мир Беликова запрятан в футляр известных предписаний, за пределы которых он не выходит. “И мысль свою Беликов тоже старался запрятать в футляр. Для него были ясны только циркуляры и газетные статьи, в которых запрещалось что-нибудь. Когда в циркуляре запрещалось ученикам выходить на улицу после девяти часов вечера или в какой-нибудь статье запрещалась плотская любовь, то это было для него ясно, определенно; запрещено – и баста. В разрешении же и позволении скрывался для него всегда элемент сомнительный, что-то недосказанное и смутное”. Нарушение устоявшегося – жизненная трагедия: “лучше бы, кажется, сломать себе шею, обе ноги, чем стать посмешищем: ведь теперь узнает весь город, дойдет до директора, попечителя, – ах, как бы чего не вышло! – нарисуют новую карикатуру, и кончится все это тем, что прикажут подать в отставку…”. Быть смешным для окружающих – самое страшное для Беликова. Он тяжело перенес карикатуру на себя и не смог перенести спуска с лестницы на глазах у зрителей.
Беликов привычно поступает “по правилам”, в соответствии с инструкциями и известными, опубликованными, требованиями, не утруждая себя рефлексией. Чтобы избавиться от тревоги, которую неизбежно заключает в себе жизнь, Беликов избирает средство сознательного усиления “футлярности” в одежде, манерах поведения и действиях, совершаемых “на всякий случай”. О других возможностях он не подозревает. Беликов старается как можно меньше нарушать привычный уклад жизни, быть незаметным – и при этом умудряется в своей приверженности к порядку и устоявшемуся пятнадцать лет держать гимназию в страхе. Он одинок по натуре, но преподает в гимназии, что ему явно тяжело. Он собирается жениться, но это противоречит всему его футлярному настрою. В этих противоречиях и тщетных попытках живя, избежать жизни, Беликов избегает ее, умирая. Идеал, к которому стремится Беликов, достижим в… смерти, дающей абсолютное уединение! Когда Беликов умер и лежал в гробу, “выражение у него было кроткое, приятное, даже веселое, точно он был рад, что наконец его положили в футляр, из которого он уже никогда не выйдет. Да, он достиг своего идеала! И как бы в честь его, во время похорон была пасмурная, дождливая погода, и все мы были в калошах и с зонтами”.
“Субъектно-ориентированный” педагог – напротив, яркая личность, глубоко вовлеченная в профессиональную деятельность. А. П. Чеховым описан Николай Степанович – порядочный, трудолюбивый и талантливый человек, знаменитый ученый-медик, профессор, статский советник 62 лет (“Скучная история”). В образе Николая Степановича ярко представлена активная жизненная позиция человека, самостоятельно создавшего свою жизнь. Исполнились его мечты – стать врачом, выразить себя в науке, победить студенческую аудиторию. В результате герой стал знаменит, титулован, он получает большое наслаждение от своих лекций, его любят студенты. Он признается, что оторвать его от кафедры и учеников – все равно, что заколотить себя живым в гроб. Рефлексирующий Николай Степанович постоянно “в путешествии в свою жизнь”. Будучи наедине с самим собой либо общаясь с другими, он в некоторой отстраненности видит себя и все, что с ним происходит, как бы со стороны. Профессиональная деятельность для Николая Степановича занимает одно из первых мест по значимости, наряду со сферой “Я” и негативными межличностными отношениями. Временная перспектива очень широка: Николай Степанович глубоко осмысливает почти все прошлое (со студенческих времен, не менее 30 лет, не обращаясь лишь к детству, родительской семье); несмотря на знание о близком конце устремлен в будущее и мечтает “проснуться через 100 лет и посмотреть, что будет с наукой”.
В его самохарактеристике весьма резкое несоответствие между блестящим именем и славой (“внешние”, объективные характеристики) и субъективным ощущением отвращения к себе как к “безобразному и жалкому существу”. Абсолютно, казалось бы, положительный герой, безупречно проживший жизнь, всего достигший, себя полностью реализовавший, и тем не менее он несчастен.
Снижение жизненной активности энергичным и деятельным Николаем Степановичем воспринимается весьма болезненно. Он крайне уничижительно описывает свою внешность, признаки старости и болезни, не принимая их, не смиряясь с ними. При этом он старается всецело погрузиться в работу, оказывается неспособным достичь семейной гармонии, враждебно относится ко всем людям. Усиливается направленность на внешние обстоятельства: защитной стратегией (непродуктивной, т.к. герой отмечает свои затруднения и оплошности) становится творчество, герой признается, что кроме науки его ничто не интересует; кроме того, в болезни у него усиливается негативный интерес к окружающим, пренебрежительное к ним отношение.
Чрезмерная активность жизненной позиции Николая Степановича чревата эгоизмом, замкнутостью на себе, черствостью, самовлюбленностью, тщеславием, честолюбием, что было показано нами ранее как результат эмпирического научного исследования. Николай Степанович ставит сам себе не только медицинский, но и духовный диагноз: “…для меня ясно, что в моих желаниях нет чего-то главного, чего-то очень важного. В моем пристрастии к науке, в моем желании жить, в этом сиденье на чужой кровати и в стремлении познать самого себя, во всех мыслях, чувствах и понятиях, какие я составляю обо всем, нет чего-то общего, что связало бы все это в одно целое. Каждое чувство и каждая мысль живут во мне особняком, и во всех моих суждениях о науке, театре, учениках и во всех картинках, которые рисует мне мое воображение, даже самый искусный аналитик не найдет того, что называется общей идеей или богом живого человека.
А коли нет этого, то, значит, нет и ничего.
При такой бедности достаточно было серьезного недуга, страха смерти, влияния обстоятельств и людей, чтобы все то, что я прежде считал своим мировоззрением и в чем видел смысл и радость своей жизни, перевернулось вверх дном и разлетелось в клочья”.
В этих иллюстрациях, взятых из художественной литературы, психологические особенности представителей разных типов жизненных ориентаций раскрываются во всей их многоплановости. Определенная противоречивость типов педагогов свидетельствует о необходимости учета духовно-нравственных характеристик в изучении их жизненного, в том числе и профессионального, пути.
Согласно святому Иоанну Кронштадтскому, педагогу необходимы нравственная чистота и духовное горение. Есть большая разница – делать свое дело с любовью и энергией или вяло и лениво. Преподавание – это высокое служение, которое под силу внутренне-целостной личности со сформированным духовно-нравственным стержнем.
Когда речь идет о внутренне-целостной личности, вполне уместно обратиться уже не к литературным персонажам, а к реальным людям, поскольку они своей жизнью могут свидетельствовать о возможности достижения полноты личности. Известный церковный писатель и проповедник, публицист протоиерей Григорий Дьяченко (1850-1903) создал многочисленные труды о разных предметах христианской веры и нравственности. Среди них книги для пастырей и законоучителей, преподающих Закон Божий, а также пособия для родителей по воспитанию и обучению детей, книги для семейного чтения. Его книги помогают каждому постичь глубокие тайники своей души и положить начало новой духовной жизни. В свое время широкую известность получили его сборники “Доброе слово” и “Луч”. Обширен его трехтомник “Уроки и примеры христианской веры, надежды и любви”, предназначенный для родителей детей, где речь идет о главных добродетелях человека, с многочисленными примерами и рассказами из житий святых. Представляет интерес также книга прот. Григория Дьяченко “Самоиспытание христианина (по плану обязанностей его к Богу, ближним и самому себе)”, скорее предназначенная для взрослых в деле самообразования и самовоспитания (Дьяченко употребляет термин “самоиспытание”). Эта книга, составленная на основе Священного Писания и творений святых отцов, является руководством в духовной жизни всех, кто стремится к чистоте своей души и приобретению добродетелей. Прот. Георгий Дьяченко и сам был прекрасным педагогом. До того, как стать священником, он работал во Второй Московской гимназии учителем подготовительного класса, а также преподавал русский язык и словесность в средних светских школах. Он хорошо знал и любил эти предметы, был любим учениками. После рукоположения Дьяченко успешно сочетал пастырскую деятельность с педагогической и научной. Его литературное наследие весьма обширно. Большую известность получил его фундаментальный труд – объемистый церковно-славянский словарь, в котором около 25000 слов, с комментариями, который актуален и сегодня.
Ярким примером духовно-ориентированной внутренне-целостной личности может быть жизненный путь игумении Таисии (Солоповой) (1842-1915). По благословению святого праведного Иоанна Кронштадтского она немало потрудилась над возобновлением упраздненных обителей и учреждением новых в различных губерниях России, а также школ при этих монастырях, становившихся “рассадниками духовного просвещения”. Кроме церковно-приходских школ, это и церковно-учительская женская школа, готовившая высокообразованных учительниц. Среди документов по открытию подворья Леушинского монастыря в Санкт-Петербурге примечательно письмо череповецкого городского головы городскому голове Санкт-Петербурга. В нем человек сугубо светский, помимо высокой оценки духовно-нравственного облика игумении Таисии, дает ее портрет как весьма деятельной и энергичной натуры: “…Считаю священным долгом засвидетельствовать перед Вами, что мать Таисия обладает большими созидательными способностями; она создала в какие-нибудь 10 лет религиознонравственный муравейник с просветительно-культурным направлением в таких размерах, в каких земства целой губернии ничего подобного в гражданско-экономическом направлении не создали, несмотря на то, что располагали всеми платежными силами населения самодержавно. В монастыре теперь и школа начальная, и школа профессиональная, приближающаяся теоретическим курсом к прогимназии – все возможные виды рукоделия, художественная живопись; причем идет сельское хозяйство, продолжается корчевание пенья и т.п. ведь просто эта женщина – американец, заслуживающая глубокого уважения и сочувствия”.
Нам еще только предстоит оценить масштаб деятельности игумении Таисии, ее вклад в общественную и церковную жизнь, глубину ее личности, ее зрелое отношение к себе и миру, духовное становление, особенный внутренний мир.
Реальные люди становятся и героями художественных произведений. Так, прекрасный духовный писатель Евгений Поселянин в своих “Идеалах христианской жизни” написал о выдающемся педагоге Сергее Александровиче Рачинском (1833-1902) как об одном из тех людей, вся жизнь которых – сплошной подвиг исповедничества. Родом из помещичьей семьи (по матери – родной племянник поэта Евгения Баратынского), он получил хорошее воспитание и образование (Московский университет). Профессор-ботаник и математик, член-корреспондент Императорской Санкт-Петербургской академии наук, надворный советник, он был принят московским образованным обществом. Но знаем мы его сегодня, в первую очередь, как создателя русской народной школы. Рачинский стал сельским учителем, обретя в этом цель своей жизни. Он с большой любовью относился к своим ученикам, трудился до изнеможения и заботился о них всей душой, полагая, что школа должна быть в полной гармонии с укладом русской жизни, освещенной духовно. Это позволило Рачинскому вырастить многих достойных людей, несколько десятков из них и сами стали замечательными педагогами.
Образование заключается не только в получении знаний о мире, а также умений и навыков, но и в приобщении к ценностям, опыту всех предшествовавших поколений на своем собственном жизненном опыте. Поэтому мы и выделяем две равнозначные и взаимосвязанные составляющие образования – обучение и воспитание. Если обратиться к этимологии понятия “воспитание”, то мы обнаружим корень “питание” и приставку “вос”, которая указывает направление действия вверх, причем “взращивание” может быть соотнесено, как указано в словаре В. И. Даля, и с “низшим” (кормление, одевание), так и с “высшим” его значением (научение, наставление в жизни). Воспитание, кроме развития разума и получения объема сведений, призвано зажечь жажду серьезного труда ради достойной и счастливой жизни, по мнению такого авторитета как К. Д. Ушинский.
Обращаясь к отечественному духовно-нравственному наследию, можно обратить внимание на позицию духовных лиц, много внимания уделявших проблемам образования. Так, святой праведный Иоанн Кронштадтский, известный попечительством учебных заведений (кроме того, он и сам много преподавал, был талантливым педагогом), говорил, что в образовании вредно развивать только рассудок, оставляя без внимания сердце. Именно на сердце нужно обращать особое внимание и стремиться очистить этот источник жизни. Иначе может быть опасность стать ученым, но негодным человеком. В соединении образованности и благочестия отец Иоанн видел гармонию и духовную красоту. Святитель Филарет (Дроздов) много занимался вопросами духовного образования, но также известны его заботы об общешкольном образовании. Он считал, что главное – готовить ребенка к благочестивой жизни. Благочестие должно быть положено в основание всякого учения, это основа всей последующей жизни. Святитель Димитрий Ростовский сравнивал ребенка с сосудом, который, напитавшись тем или иным запахом, далее его не теряет – и потому важно с детства приобщать детей к доброму. Подобно этому и святитель Тихон Задонский сравнивает “отроков” с маленькими деревцами, которые будут расти в том направлении, куда их наклонили.
Из истории нам известно, что традиционное образование в России в конце XVII века сменило классическое европейское образование, с идеалами позитивизма и прагматизма, которые господствуют уже на протяжении нескольких веков. Не случайно на Западе обучение и воспитание зачастую синонимичны, различия между ними размыты. Однако в последнее время в России происходит возвращение к традиционным ценностям, и столь востребованы сегодня педагоги, которые способны формировать духовно-нравственную, социально активную личность.
Елена Коржова,
член Союза писателей России