Петербургский прозаик Владимир Васильев написал
16 повестей и романов про оболганных и забытых
людей своей страны, возвращая им своими
художественно-документальными произведениями
имена, память об их подвигах и заслугах перед
Отечеством. Архивы помогают писателю
восстанавливать исторические события, а он, облекая
их в художественную форму, раскрывает перед
читателями удивительные невыдуманные истории.
Новая повесть писателя «В Петербург, к Суворину»
посвящена русскому журналисту, издателю, писателю
литературному критику и драматургу Алексею
Суворину, чье имя в последние двадцать лет царской
России вызывало и восхищение, и споры во всех
слоях населения. Предвидя большие беды от
назревающей в стране революции, обращаясь к народу
со страниц своей самой популярной в стране газеты
«Новое время», он призывал не поддаваться
пропаганде большевиков. Неудивительно, что в
советский период Суворина называли реакционером.
Прочитав повесть «В Петербург, к Суворину», член
Многонационального содружества писателей
Екатерина Гунина встретилась с автором книги, членом
Союза писателей России Владимиром Васильевым.
— Владимир Анатольевич, расскажите, пожалуй-
ста, что побудило вас взяться за создание произ-
ведения о человеке, на имя которого еще недавно в
нашей стране было наложено табу?
— Книгу о Суворине мне предложила написать член
нашей писательской организации, член Союза писате-
лей России Надежда Ивановна Перова. Я сразу согла-
сился, потому что давно искал героя не только равного,
но и превосходящего по уму, напористости Фрэнка Кау-
первуда, о котором узнал в юности из трилогии Теодора
Драйзера «Финансист», «Титан», «Стоик». Меня поразило,
что провинциальный журналист, которому один из това-
рищей одалживал деньги на поезд до Петербурга, а вто-
рой — пальто, чтобы он не замерз, через 15 лет становит-
ся миллионером, издателем самой читаемой в стране
газеты, владельцем модного театра, человеком близ-
ким к правительственным сферам.
— Фрэнк Каупервуд шел к успеху путем подкупа,
устранения соперников, а ваш герой первое время
двигается, опираясь на помощь жены Анны и близ-
ких друзей — семьи Лихачевых.
— Анну застрелил ее любовник, оставив Суворина с
пятерыми детьми. Несмотря на ее измену, Алексей
Сергеевич до конца дней своих помнил и боготво-
рил ее. Она обладала сильным характером, вела
его по жизни, внушая мужу, что он талантлив и его
место редактора крупнейшей в стране газеты.
Жена знакомит его с председателем Санкт-Петербур-
гского окружного суда Владимиром Ивановичем Лиха-
чевым. Лихачев берет кредит у знакомого финансиста,
помогает Суворину приобрести газету «Новое время».
Никакого шантажа, никаких угроз — дружеские отноше-
ния — в отличие от методов Каупервуда.
— Но ведь не только быстрым продвижением по
служебной лестнице и стремительным развити-
ем собственного дела привлек вас Суворин?
— Предпринимательская хватка помогла ему выдви-
нуться из журналистской среды. Его обаяние, образо-
ванность, конечно, влияли на рост тиража газеты, уве-
личение тиражей книг. Но популярность его прибавля-
лась дружескими отношениями с ведущими писателя-
ми. Некрасов, Достоевский, Тургенев, Толстой, Григоро-
вич, Лесков, Чехов и часто ссорившийся с ним Салтыков-
Щедрин уважали Суворина за надежность. Он был че-
ловеком слова, готовым прийти на помощь.
Мало кому известно, что благодаря Суворину мир уз-
нал Чехова. Случайные встречи с журналистами, а по-
том с Григоровичем привели молодого студента, изред-
ка наскоро пописывающего в газеты рассказы, к редак-
тору «Нового времени» Суворину. Разглядев в Чехове
искорки таланта, Алексей Сергеевич поставил условие —
платить буду не за количество строк, а за их качество.
В повести подробно рассказывается о творческом ро-
сте Антона Чехова, приводятся письма из их переписки,
которые раскрывают методы обучения нового сотруд-
ника газеты, а потом автора сборников рассказов. И так
до последнего дня — прощания Суворина с Чеховым на
перроне Николаевского вокзала, откуда гроб с телом
Антона Павловича был отправлен в Москву.
— Когда вы писали повесть, вам не приходили
мысли, что, отводя большое место описанию
дружбы Суворина и Чехова, вы как-то отодвига-
ете в тень других писателей, часто общающих-
ся с Сувориным?
— Чехов Суворину был ближе, чем кто-либо еще из
писателей. Алексей Сергеевич сначала относился к
Антону Павловичу, как художник к своему творению.
Позднее они стали соперниками, но продолжали ос-
таваться друзьями, несмотря на многие разногласия.
Я отвел им в книге места столько, сколько надо было,
чтобы показать истинную дружбу больших творческих
личностей.
Да и как обойдешься без Антона Павловича? Суворин
создал литературно-артистический кружок, потом лите-
ратурно-художественное общество. У него был свой те-
атр, где ставили наряду с пьесами Ибсена, Островского
и Тургенева пьесы Чехова и Суворина, которые перед
постановками, обсуждались Сувориным и Чеховым.
У них была одна общая черта, которую Чехов выделял
и в себе, и в своем друге — мнительность в отношении к
творчеству. Не будь ее у Суворина, возможно, многие
мысли, суждения Чехова о тайне литературного мастер-
ства остались бы достоянием лишь их встреч.
— Но были Толстой, Достоевский, Григорович,
другие…
— Они тоже были нередкими гостями у Суворина. Лев
Николаевич, например, если и не бывал, то посылал
своих порученцев, либо письма. Особенно часто Суво-
рин встречался с Григоровичем. Но задача моей повес-
ти не сводится к количеству встреч издателя и редакто-
ра газеты с писателями. Я старался в каждом из писате-
лей разглядеть изюминку, как в обычном смертном че-
ловеке. Для того чтобы раскрыть эти качества, для каж-
дого из них требовалось время, стечение обстоятельств.
— Вы могли бы на каком-то примере показать это?
— Пожалуйста! (Владимир хитро улыбнулся). Встретив-
шись с Толстым в доме на Фонтанке, Суворин спросил его:
— Что-то не слышно давно, о чем пишешь?
— Раньше мои доченьки, которые переписывали мои
книги, болтали всему свету, что папаша сочиняет. Я их
уволил. Теперь все в тайне.
— Это как?
— Я глухонемого нанял.
— И все же писатели продолжали оставаться в
понимании Суворина творческими личностями, и
он всячески помогал им финансами, публикацией
рецензий на их произведения. Памятным для пе-
тербуржцев стал выпуск Сувориным десятитом-
ного издания сочинений Пушкина к 50-летию со
дня его гибели.
— У меня есть в книге картинка: спустя несколько ми-
нут после открытия книжный магазин Суворина на Не-
вском набился битком, образовалась давка. Приказчи-
ки и артельщики сбились с ног: некоторые посетители
влезали на столы, забирались за прилавки, сами хвата-
ли сдачу. К 11 часам магазин представлял картину раз-
рушения: в углах, за прилавками были беспорядочно на-
валены груды разорванных, запачканных, истоптанных
ногами различных книг, разбита мебель.
Когда же после продажи тиража заведующий финан-
совой частью Алексей Коломнин пришел к Алексею Су-
ворину с отчетом об убытках, понесенных издательством
от реализации 100 тысяч экземпляров собрания сочи-
нений Пушкина, Суворин попросил не придавать этому
значения.
— В повести есть и другие примеры благотвори-
тельности Суворина. То он встречается с женой
умершего поэта Якова Полонского и, несмотря на
ее протесты, передает деньги, то помогает Миха-
илу Салтыкову-Щедрину, назвавшему Алексея Сер-
геевича накануне «мразью». А его забота о типог-
рафских работниках… И вдруг — неприятие Сувори-
ным протестов студентов Петербургского уни-
верситета, а потом и революции 1905 года, кото-
рым, казалось бы, надо тоже помочь.
— Вы задели больную тему, которую я долго обдумы-
вал, прежде чем написать об этом. У меня было много
архивных документов, доказывающих неприятие Суво-
риным протестов студентов и революционного движе-
ния. Одно время я думал сосредоточиться на литера-
турной деятельности Суворина, на его театре, а о его
отношении к революционерам опустить. Но, вниматель-
но прочитав дневниковые записи Алексея Сергеевича,
его статьи в газете «Новое время», я отважился напи-
сать о неприятии Алексеем Сергеевичем забастовок и
революций.
В февральском 1899 года номере «Нового времени»
читатели знакомятся с мнением редактора газеты о
прошедших в императорском Санкт-Петербургском уни-
верситете и других учебных заведениях студенческих вол-
нениях и действиях правительства. Суворин пишет, что
стачки ничего, кроме вреда, не могут принести учащим-
ся. Правительство, исключив из университета демонст-
рантов, ничего не потеряет, а молодые люди окажутся в
«печальном положении», оставшись без образования.
Суворин предостерегал, что «…ни одно государство в мире
не допустит, чтобы центр тяжести перенесен был из пра-
вительственных сфер и кругов зрелого общества в круж-
ки учащейся молодежи».
В своем дневнике Суворин задает себе вопрос: «По-
нимал ли я, что вызову недовольство студентов и боль-
шинства общества?» И отвечал: «Понимал. Но хотел выс-
казать свое искреннее мнение». В «Новом времени» он
признается читателям: «Я знал, что своей заметкой не
угожу очень многим, может быть, никому не угожу, но я
знал также, что говорю в интересах молодежи и русско-
го просвещения».
Первым из близких ему людей написал об ошибочно-
сти позиции к забастовкам Чехов.
Было много критики в адрес Суворина, но больнее
всего его ударил Горький: «…Не чувствуете ли Вы, ста-
рый журналист, что пришла для Вас пора возмездия за
все, что Вы и Ваши бойкие молодцы печатали на стра-
ницах «Нового времени?»
— Открывая Краткий библиографический словарь,
в разделе Биографии известных людей, читаешь:
«Суворин А.С. — знаменитый реакционный журна-
лист. В начале своей публицистической деятель-
ности Суворин сотрудничал в либеральной прессе,
нападал на реакционные газеты и даже подвергал-
ся репрессиям. С 1876 г. издает газету «Новое вре-
мя», и с этого момента из полу-либерала превраща-
ется в оголтелого черносотенца. Получая для сво-
ей газеты огромные субсидии, Суворин на страни-
цах «Нового времени» систематически занимался
травлей революционных рабочих и интеллигенции».
Такую характеристику ему дали в советское вре-
мя. Но еще раньше, в 1905 году, Суворина начал раз-
носить Максим Горький. Чем же возмущал Суворин
историков и ведущего пролетарского писателя?
— Во-первых, Суворин никаких субсидий не получал.
Во-вторых, он никогда не поддерживал черносотен-
цев, и если в «Новом времени» появлялись заметки
об этом движении, то они публиковались исключи-
тельно в ходе дискуссий. И, наконец, о травле рабо-
чих и интеллигенции. Не знаю, можно ли это назы-
вать травлей. Посудите сами: «До утра 9 января меня
поражала необыкновенная простота этой революции.
Какие-то группы людей являлись в магазины, в ти-
пографии, мастерские и проч. и то грубо, то вежливо,
иногда с добродушной улыбкой приказывали бросать
работу. И все те, к кому обращались эти люди, очень
послушно оставляли работу и уходили».
Он писал о целях революционеров, сравнивая их с
безумством Нерона: «Разорить Россию, лишить ее кре-
дита, уничтожить всякий порядок, развратить провин-
циальные власти своим попустительством, — и все это
для того, чтоб Россия восчувствовала, каков этот пожар,
как ужасно безвластие даже во времена «освободитель-
ного движения» — ведь этому преступлению имени нельзя
придумать».
Алексей Суворин не только критиковал действия ре-
волюционеров и нерасторопность власти, но и предла-
гал возродить Земский собор: «…Только он успокоит
оскорбленное русское чувство и даст проснувшемуся
разуму Русской земли ту свободу мысли и дела, которой
никогда не бывало. Получить небывалое никогда — это
счастье уже потому, что оно ново, оно манит чем-то не-
ведомым и прекрасным».
А, может, его причисляют к реакционерам за дружбу с
Витте? За то, что он помогал министру финансов про-
водить денежную реформу, развернув дискуссию о креп-
ком рубле на страницах «Нового времени». Или за то, что
он поддержал аграрную реформу Столыпина, предус-
матривающую поощрение за выход из общины и пере-
селение на хутора, поддержку переселения крестьян
на новые неосвоенные земли, помощь кредитами при
переселении и организации хозяйства на новом месте.
— Несмотря на развернутую против него кампа-
нию, травлю, измены жены, домогательства сыно-
вей, зная о своей страшной болезни, Алексей Серге-
евич продолжал вмешиваться в дела Малого те-
атра, разнося директоров, разъясняя актерам и ак-
трисам, как надо понимать текст пьесы, редакти-
ровал статьи в «Новом времени» и там поучал жур-
налистов.
— Больше того! Находясь при смерти, он мечтает о со-
здании могущественного союза России, Китая, Индии и
Турции и делиться мыслями с ближайшим другом, лите-
ратурным критиком Розановым. На что Василий Васи-
льевич пишет к Суворину: «Это мысль! Дорогой Алек.
Сергеевич, — Россия — Турция — Китай. Как Вам пришло на
ум! Вы первый сказали, а ведь в самом деле, так. Это
был бы мировой союз, мировой факт, а уж не диплома-
тическое влияние. Вся дипломатия наша в целый век
просто ничтожна, вертится, не зная, чего хочет. Чистая
развратница. А Россия — Китай — Турция — это необозри-
мый Восток; и ведь тогда мы вышибли бы и из Индии
Англию. Мне ужасно эта мысль нравится. Тут кое-что есть
огромное».
— Он ко всему еще оказался провидцем.
— Суворин, в первую очередь, был патриотом своей
страны, государственником.
Екатерина Гунина