Студенческое
…Нет времени, есть место.
Елена Иванова
Нет времени, есть место, и тогда
Мы снова соберёмся в этом месте,
И станет водкой по щелчку вода,
А ты – моей невестой – честь по чести.
Сползётся на пирушку целый мир,
Где в общежитии (не помню нумер)
На книжных полках
Бродский, Рейн, Сапгир;
И Цой ещё, казалось бы, не умер.
Почти пародия. Почти семья.
Вокруг друзья – я всех готов представить
На строгий суд. Смотри: вот ты, вот я –
Такая фотография на память.
* * *
Писать про то и рассуждать про это,
Пока на кухне падают на стол
Два пятнышка от солнечного света
(Там буйство листьев, лета произвол
С той стороны стекла, откуда эти
Два пятнышка легли на коленкор),
А ты, дурак, о жизни и о смерти.
Нет пятнышек – и кончен разговор.
Всё кончится, и всё пойдёт по новой
(Так свет врывается в небытиё) –
Вот на картине девочка в столовой
И персики, и жизнь берёт своё.
* * *
Сирень отцветает,
а значит, пора
её подвязать
и обрезать её.
Для дачника это
не дело – игра,
сирень всё равно его
переживёт.
Сажала прабабушка
возле крыльца
два синих куста,
рядом бабушка – два.
Да, бабушек я
не застал и лица
не вспомню без фото.
Однако жива
Сирень. Мы когда-то
сдавали этаж,
и кто её не
рисовал из жильцов:
Соцветия-крестики,
тушь и гуашь.
Ушёл Кончаловский,
ушёл Глазунов –
Осталась сирень.
И с неё на траву
Соцветья сухие летят –
целый день
стригу со стремянки,
а значит, живу.
До встречи весной.
Не прощаюсь, сирень.
* * *
Мотылёк залетел в окно,
Он бы рад был остаться, но
Понял, что ничего не сулит
Наш с ним совместный быт.
Мотылёк стучался в окно –
Я его отпустил бы, но
Думал: холодно. Здесь вдвоём
Лучше, чем за окном.
Ничего не решив, мотылёк
Хлопал крыльями о потолок,
С ломких крыльев сбивал пыльцу.
Ночь подходила к концу.
Утром я его сжал в горсти,
Отпустил за окно – лети.
Ничего. Только след на руке.
Речь, конечно, не о мотыльке.
Снимок
Остановить мгновение несложно.
Сложнее – по частям восстановить,
Собрать в картинку, как фотохудожник,
А, может, как фотограф, – проявить.
В пять лет в окошке фотоаппарата
Я видел бабушку ещё живой,
Жасмин, крыльцо, внизу окошка – дату.
Для техники нехарактерен сбой:
Хватает резкости, хватает светосилы.
На снимке – бабушка. Воссоздан быт.
Но бабушка тем летом говорила
Со мной в последний раз,
а здесь – молчит.
* * *
Бороться со смертью – дурная затея.
Дашь дуба и баста, не вылечит врач.
Не вспомнят друзья,
как, за рюмкой краснея,
Ты делался словоохотлив, горяч.
Да бог-то с тобой, посмотри,
как предметы
Уходят из жизни. В какой-то провал
Исчезла скамейка из детства (на ней ты
Ждал девочку и, может быть, целовал).
И скверик редеет заветный, у дома,
И ключ затерялся куда-то впотьмах
(От дома). А как ты хотел? По-другому
Бывает, наверное, только в стихах.
* * *
Прогуляться, как Штирлиц, в лесу,
Не спеша со стареющей мамой.
Слеповатый паук на весу
Ладит дом, деловито, упрямо.
Жизнь течёт. Раньше мама меня
В этот лес за брусникой водила,
И за мамою вслед по корням
Шла её, материнская, сила.
Сила спит. Завершив оборот,
Солнце снова стремится по кругу.
Мама рядом со мною идёт,
Опершись на сыновнюю руку.
Детство кончилось, словно кино
Здесь, в лесу, на словах
“Милый Бользен”.
И весна наступила давно…
Отчего же мне всё ещё больно?
* * *
Потому что любовь
через тысячу лет –
это та же гроза,
это тот же рассвет.
Глеб Горбовский.
С начала веков до древнейших времён
Я был по-другому влюблён:
Не знал, что есть ты,
что есть дерево клён
Под нашим окном. Был влюблён
В хвощи, в каменистые лапы цветов,
В жучков с кулачок, в паучков.
На серьги тебе не таскал комаров
С янтарных болот и лесов,
Но слушал грозу и, конечно, хотел
Делить её с кем-то. Прожил
Сто жизней. Рассыпались лилии в мел,
Хвощи – на две тысячи жил.
Проснулся спустя не бог весть
сколько лет
И сразу в родные глаза
(Твои) заглянул:
в них был тот же рассвет
И та же над клёном гроза.