Дерек Уолкотт

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА.
Ровно двадцать лет назад, в 1992 г., Нобелевской премии по литературе «за яркое поэтическое творчество, исполненное историзма и являющееся результатом преданности культуре во всем ее многообразии», был удостоен поэт и драматург Дерек Элтон Уолкотт (р. 1930). Уроженец открытого Колумбом острова Сент-Люсия, получивший университетское образование на Ямайке, он отказался от британского подданства и обосновался на острове Тринидад. Издал более сорока сборников поэтических и драматических произведений.

Любовь после любви

Настанет время,
когда с восторгом
ты встретишь самого себя
у собственных дверей и в зеркале своем.
Друг другу улыбнетесь вы
и скажете: Садись. Поешь.
Себя ты не узнал, но вновь полюбишь.
Налей вина. Дай хлеба. Сердце сердцу
верни – оно тебя любило
всю жизнь твою, которой ты не ведал,
но кто-то изучил ее до мелочей.
Возьми любовные посланья с полки,
и фотографии, и грустные записки,
из зеркала свой образ убери.
Сядь. Празднуй собственную жизнь.

После бури

Как много островов!
Не менее чем звезд на небе ночью лунной.
Они – как множество плодов,
рассыпанных вокруг «Полета» – нашей шхуны.
Как с дерева, упасть планета каждая должна –
Венера, Марс или Меркурий;
но, как Земля у нас одна,
один тот остров, что не тронут бурей.
Мне море – друг. Я лучшего не знаю.
Под фонарем, что к мачте прикреплен,
работаю, потом читаю.
Готов я позабыть про счастье и про горе,
когда на небо звездное смотрю,
и в этот час ни с кем не говорю.
Покрыла пена палубу. Луна
открыла облако, как дверь. Сиянье надо мной
указывает в море
дорогу, что ведет меня домой.

Лето в Тобаго

Раскаленные глыбы на побережье.
Белый зной.
Зеленая река.
Мост.
Обожженные желтые пальмы
весь август навевают сон
и без того дремлющим домам.
Дни, что я прожил,
дни, что потерял,
дни, что высвободились, словно дочери
из моих объятий.

Темный август

Темный август. Столько дождя, столько жизни
в разбухшем небе! Моя сестра Солнце
заперлась в желтой горнице и не выходит.
Вс¸ летит к черту; горы дымятся, как чайник,
реки выходят из берегов – и вс¸ же
она не встанет и не отключит дождь.
Она в своей горнице старые вещи ласкает,
листает альбом с моими стихами.
Даже если гром
обрушится и загремит, точно разбиваемая посуда,
она не выйдет. Ты же знаешь,
как я люблю тебя, хоть непрестанно
пялюсь на дождь! Но постепенно учусь
любить темные дни, пар над холмами,
воздух, где сплетничают комары,
и глотать горькое лекарство –
так что когда ты взойдешь, сестрица,
разрывая дождевые бусы,
в цветочном венке, с прощеньем во взгляде,
вс¸ будет не так, как было, но станет истинным
(знаешь, мне не дают любить
как я хочу) – ибо тогда, сестрица,
я научусь любить темные дни не меньше,
чем светлые,
и черный дождь, и белые холмы, где когда-то
я любил только свое счастье и тебя.

Пятидесятница

Лучше чащоба лесная,
чем бетона глухая стена.
Мне милей, когда тропка кривая
светляками освещена,
чем когда холодное пламя
об асфальт дробится зимой –
с его снежными языками
не сойдет на нас Дух Святой.
С крыши слова слетели,
ничего они не говорят –
указуют лишь путь без цели
вдоль железных ржавых оград.
И среди морского волненья,
и среди шуршанья песка
я не ангелов слышу пенье –
крик баклана издалека,
и тревожит звук этот резкий,
затухая в шири морской,
то, что в чистой молитве детской
называл я когда-то душой.