Милашка
За неделю я дважды разминулся с той самой, костлявой, с затупившейся от работы косой. Случилось это до обыденного просто.
Не привыкший ходить по врачам, я все же потащился в поликлинику Литфонда. Привела меня туда острая боль в боку. Осмотрев и ощупав живот, седовласый, похожий на земского врача, какими их рисуют в книжках, хирург направил меня в рентгенкабинет. Там заставили выпить какую-то дрянь, объяснив, что раствор брома помогает сделать более качественный снимок. Бром фиксирует брюшную полость. Проще было бы сказать – “бетонирует” ее, но медицина не оперирует такими понятиями. Снимок не подсказал хирургу никаких откровений. Заключив, что имеет дело с гастритом, он посоветовал соблюдать диету и воздержаться от острой пищи. Не скажу, что меня обрадовал такой диагноз, но и не огорчил. Все же не язва желудка, а есть болячки и похуже. Когда боль прихватила меня вторично, я просто перетерпел ее, настроившись, что такие приступы будут повторяться регулярно.
Третий приступ случился вечером, после ужина. Меня так резко скрутило, что жена сначала сбегала за угол позвонить в “Скорую помощь” и лишь затем поставила градусник: 39,5.
Скуластый, смуглолицый врач, приехавший по вызову, деловито помял низ живота и согласился с тем, что, скорее всего, это приступ аппендицита. Но повода для паники нет.
– Если боль усилится, – торопливо одеваясь, наставлял он, – вы человек интеллигентный, дойдете до Склифосовского своим ходом, здесь близко.
Не очень понятно было, при чем здесь интеллигентность, но мы врачу поверили на слово: все же специалист, работает на “Скорой”, куда наверняка отбирают профессионалов.
Какой-нибудь час спустя я готов был лезть на стенку от боли. Какое там “своим ходом”, довезли бы живым до Склифа.
Новая бригада “Скорой помощи” действовала быстро и энергично. Полчаса спустя меня уже везли в каталке в операционную. Бригада хирургов из молодых, белозубые, с открытыми лицами, Николай Николаевич и Алла Николаевна говорили вполголоса, и больше не по словам, а по встревоженным лицам понятно было, что ситуация не из простых. Позднее по угловатому характеру шва медики не раз просвещали меня, что врачи делали разрез, не зная четкой картины аномалии.
Очнулся я в реанимации. Долго разглядывал белый потолок с лампами дневного света, пытаясь вспомнить, как здесь очутился. О чем тогда думалось, едва ли восстановить. Но, вероятнее всего, о том, что рановато мне покидать этот свет, где я так поздно женился, недолюбил, недоголубил свою жену, недовоспитал сына, который только что пошел в школу.
Как рассказывали потом хирурги, попади я к ним на два часа позднее, спасти меня им бы не удалось. После третьего приступа прорвалась оболочка аппендикса и началось воспаление брюшины – перитонит. Не устаю и доныне благодарить своих спасителей. Вытащив меня, можно сказать, с того света, они то и дело приходили проведать подопечного даже тогда, когда я уже начал ходить.
В редакции журнала, где я работал, некий шустряк уже стал примеряться к освободившемуся вроде бы креслу. Но поспешил, поспешил вьюнош…
Правда, и праздновать выздоровление было рановато. В палату, где я лежал, зачастила некая выпускница медицинского института. Черноокую красотку очень интересовало, как я выкарабкиваюсь из болезни. Голос у выпускницы был воркующий, ласковый до приторности. Соседи по палате тотчас прозвали ее Милашкой. Но мне непонятна была ее роль – не врача, не медсестры, а как бы соглядатая.
Едва я встал на ноги, как получил приглашение пройти в рентгенкабинет. Через два дня молодой бледнолицый спец сделал повторный снимок брюшной полости. А спустя три дня меня снова вызвали на рентген. Доковылял туда, спустившись на лифте. Взгляд молодого бледнолицего был весьма озабоченным. Потупя очи, он предложил мне выпить раствор брома.
Я не поверил, что это говорится всерьез, и спросил, не перепутал ли он фамилии. Нет, все сходилось. Мне предстояло жестко зафиксировать раствором брюшную полость, чтобы снимок получился более четким. А как потом я буду облегчаться с располосованным животом – это мои проблемы.
– Чье это распоряжение?
Он назвал фамилию выпускницы.
– Только с согласия лечащих врачей, – сказал я, и рентгенолог не сдержал облегченного вздоха.
Когда я рассказал в тот день хирургам о странном предложении, они категорически запретили мне слушаться кого бы то ни было, кроме них. Разгадка этой истории оказалась весьма простой. Выпускница мединститута успела стать аспиранткой и готовилась защитить кандидатскую диссертацию по перитониту. Случай со мной как нельзя лучше ложился в русло ее доказательств. Вот только проиллюстрировать его должным образом никак не удавалось. Слишком размытыми, нечеткими оказались обе рентгенограммы. И тогда последовала та самая не то просьба, не то распоряжение…
Слава богу, что перед тем мне довелось ознакомиться с действием брома. Если б я того не знал, то, безусловно, доверился бы авторитету медицинского учреждения, в котором лежал, как привык доверять врачам с детства, и почти наверняка не писал бы сейчас этих горьких откровений.
В последние годы стало особенно заметно, как не хватает в стране подлинных профессионалов, начиная от парикмахерской и кончая высокой политикой. И когда заходит речь о подлинных мастерах своего дела, я с благодарностью вспоминаю вас, Алла Николаевна и Николай Николаевич. Вот только до сих пор не знаю, как научиться отличать таких, как вы, от Милашек.