“И дать такую волю кисти,
Так передать следы земли,
Чтоб в полотне живые листья
Шумели, падали, цвели”
(Н. Майоров)
В середине сентября в Союзе художников России на Большой Морской закончили работу две выставки. В левом крыле (все залы) проходила большая, очень сильная выставка графики петербургских художников, в правом – выставка памяти писателя и художника В. Голявкина. Мне удалось побывать на обеих по два раза. И вот почему.
Первый раз я оказался здесь с приятелем 8 или 9 (не помню уже) сентября около 16 часов. Зачем такая точность? Затем, что на выставке графики было еще в это время полно народу, а на выставке памяти В. Голявкина мы с другом (между прочим, тоже имеющим отношение к искусству) оказались одни во всем зале. Не знаю, может быть, так неудачно совпало, но пока мы ходили по этой выставке, больше посетителей не появилось. Мой товарищ называет такие выставки, где совсем нет или очень мало посетителей, “выставками не для средних умов” – для гениев. Известно же, что гениев всегда родится мало, поэтому и выставки для них бывают малолюдны, либо вовсе безлюдны, как получилось в наше первое посещение. Однако шутки шутками, но на меня лично пустой зал любой выставки всегда производит какое-то гнетущее впечатление. Чувствую себя, как в лесу, – аукнуться хочется.
Я, было, сперва подумал, что виновата в этом малолюдьи выставка графики в левом крыле – всех посетителей (и гениев, и прочих) туда переманила. Вот уж эта выставка поистине была для всех – народ толпой толпился там до самого закрытия, и было, разумеется, отчего. Я, к примеру, видел на этой выставке действительно потрясающие работы – и по мастерству, и по композиции, и, главное – по удивительно добросовестному, душевному уровню исполнения.
К примеру, зимние пейзажи Е. Дубицкого – “Глубокая тишина ЭХО СОБЫТИЯ после снегопада”, “Серебряная чистота” и “Империя снега” – такого качества, что я – участник многих крупных выставок – просто рот разинул и почувствовал себя бездарем полным (это, между прочим, хорошее чувство для художника – не позволяет мысленно заноситься слишком высоко).
Да если бы один Дубицкий! Тут и работы Агафоновой (“Потрет Юлианы”), Еремеева (Портреты Аникушина и Кулькова), и Левитина (“Портрет гидромонтажника Пакина” и “Женский портрет”) – всех не перечислить. Или вот графика В. Пермякова – “Великий Устюг”, “Старый город”, “Лодка на берегу” – все сделаны шариковой ручкой. Да это ж повеситься легче, чем так нарисовать! Да и масса других – например, О. Поляковой (“Бабушка”), С. Смыслова (“Старый дом”), выполненный тушью, В. Цибульника (“Обнаженная”), сделанная пастелью – все они, на мой взгляд, очень высокого качества и перечислять их все здесь – работа самая неблагодарная, такие картины надо видеть своими глазами. Я каюсь, разумеется, что не имею возможности назвать всех, поразивших меня авторов – их десятки, но считаю, что мне, как и многим нашим землякам, удивительно повезло, если успели они посетить выставку такого уровня. И, конечно, чувствуешь огромную благодарность к тем нашим питерским художникам-графикам, которые своим, вот уж поистине гениальным, творчеством подарили нам такую радость.
Однако, когда мы с приятелем покинули обе выставки, какое- то сомнение одолело меня. Казалось, чего-то я не понял на выставке В. Голявкина, и, главное, почему в первое посещение не увидел там других посетителей. Художники – народ вообще дотошный, и, чтобы уничтожить все сомнения, решил я поехать вдругорядь. Искусство, как известно, требует жертв… В этот раз, кажется, 11 сентября, я сразу пошел на выставку В. Голявкина. К счастью, люди теперь были, я насчитал трех или четырех человек. Но, опять же, очень мало! И теперь, увидев на столе книгу отзывов, я, вновь раздосадованный малолюдьем и тем, что второй раз ехать пришлось, написал туда и свое мнение. На фоне остальных отзывов (прочитал мимоходом), оно, возможно, выглядит не больно хвалебно, но заставить меня ныне кого-либо шибко хвалить довольно трудно – все-таки всерьез выставляюсь уже почти четверть века, коечто за эти годы повидал и понял. Это у нас при социализме бывало такое: есть мнение (неизвестно чье) такого-то деятеля искусства непременно хвалить, а такого-то обязательно ругать – и все, как один, послушно исполняли. Нынче, как ни пытаются иные граждане за что ни попадя хаять на все корки нашу жизнь (внимание: хороший тон!), но свобода слова у нас действительно существует, Конституцией гарантирована, и любой человек (художник тоже) имеет право свободно высказывать свое мнение о любой выставке, даже о самой что ни на есть гениальной.
Теперь же, повторяя классика, по размышленьи зрелом, я вижу в таком малом посещении выставки В. Голявкина коечто и хорошее. Ибо опять же, сколько ни стараются некоторые наши деятели от искусства (по роду работы мне приходится общаться с весьма разными людьми) костерить наш русский народ – и такой, мол, он, и сякой, не готовый воспринимать и по достоинству оценивать любое высокое искусство, однако посещаемость этих столь разных выставок лишний раз показала (мне, во всяком случае, показала!), что зря клевещут на наших россиян, не всяким уровнем их можно завлечь на выставку. Потому что, как и на меня, нравится это кому или нет, посещение выставки петербургской графики подействовало несравнимо сильнее, нежели выставка В. Голявкина. И я допускаю, конечно, что, возможно, тысячные толпы поклонников его живописи и графики специально скрывались где-то в недрах нашего Союза художников и с нетерпением ждали той счастливой минуты, когда я, придира безнадежный, хоть один, хоть с кем-нибудь еще наконец-то покину его выставку, чтобы огромной толпой сразу же вломиться туда и просто массово начать постигать творчество этого художника, а я – темнота этакая, в ослеплении их не усек (хотя зрение вроде было до сих пор единица), и потому сделал для себя вовсе неправильные выводы. Я все согласен допустить…
Художник, нравится это кому или нет, все-таки для людей работает, для своего народа. И если художник работает душевно и старательно, всю свою душу выкладывая на холст, наш народ всегда поймет и оценит это. И лучшая награда, на мой взгляд, для художника – это когда народ действительно толпой ломится на его выставку. Всенародное признание всегда ценилось на Руси выше любой степени или награды.
Игорь Дядченко, член Союза писателей России