Он встал, протер глаза, посмотрел на часы. Молча проворчал: – Ой, уже два часа! Вот наказание, и не уснуть. Третью ночь такая напасть. Не знаю, что и делать. Успокаивающие капли не помогают. Может, завтра попробовать снотворное? Ох!.. Снотворное как-то принимал, и что? Сон неглубокий, тревожный, а наутро – голова, как из камня, тяжелая. Мысли – сущее проклятие, так и лезут в мозги, словно назойливые насекомые.
Лег в кровать, попробовал не думать. Немного полежал, повернулся на другой бок. – Ух, зараза!..
Но мысли не слушались.
– Вот прихожу сегодня в торговый центр. Глаза шарят по вывескам, рекламе. Смотрю: “Европосуда”. Подошел поближе, где эта самая посуда, внимательно рассматриваю. Интересно и горько! Дожили: своей, отечественной, посуды не стало?! Наши заводы что ли остановились?! Говорю женщине-продавцу этак с иронией: “Ну, спасибо Европе! Порадовала нас своей посудой! И как это мы раньше жили? Ведь не в чухонских горшках кашу и щи варили. Была же своя посуда, всякая, хорошая – тоже. А тут – ненашенская. И дорогая. Да и ничего особенного в ней нет. Посуда как посуда”.
– Ой! опять мысли. Черт с ней, с этой посудой. Не думать, спать и спать… Ну как тут уснуть? В магазине-то задрал голову, а на стене: “Самая лучшая сковорода в мире”. Ну и ну!.. Спрашиваю: “А кто и как определяет, что эта сковорода самая лучшая в мире?” Продавец и говорит: “Европейская гильдия поваров. Она каждый год решает, какая сковорода самая лучшая, какая – нет”.
– Подошел поближе к тому месту, где не одна, а несколько этих “самых лучших”. Ой, цены!.. Повеситься! Это моей полпенсии. И что тут особенного? Не из золота, конечно, – из какого-то металла, и как будто ржавым цветом отдают. Интересуюсь: “Кто-нибудь покупает их?” Она отвечает: “Мало покупателей”.
В самом деле, торговый зал пустой. Зато охранников в магазине!!! Наверное, на два-три покупателя по охраннику. Прогуливаются неторопливо, степенно, важно, с мобильниками; можно подумать: с чувством сопричастности к большому, социальной значимости делу. У многих лица белые, выхоленные, довольные. Никто не желает стоять за станком, изготавливать продукцию, да те же сковороды, а хотят работать там, где полегче, потеплее, покомфортнее и делать ничего не надо. Я бы от такого безделья, наверное, с ума сошел. И зарплата у них, думаю, не такая уж маленькая.
Был я в Швеции. Вот это страна! И нигде в магазинах не видел охранников. Говорят, что от воровства убытков меньше, чем от содержания охраны. Да и воровства почти нет…
Так, спать, спать. Не думать. Не думать, говорю… Вот все; не думаю. Сейчас так полежу, и сон придет сам собой. Что толку-то от этих мыслей. Завтра будет день, можно и думать, сколько угодно. Мыслями делу не поможешь. Он как будто уже начал забываться, но тут помимо своей воли в голове закопошилось: – Хоккеисты наши проиграли. Мы на них рассчитывали. Всегда они были сильнейшими. А теперь? Вроде бы неплохо играли, старались, сил не жалели, а не получилось… Наверное, нет сыгранности. Каждый сам по себе хороший игрок, можно сказать, “звезда”, а вместе – не получается. Вместе – уже не “звезды”, а какая-то туманность, Млечный путь. Нет команды… Ой, надо спать. Все, больше не думаю. Кто-то мне говорил: если сон слетел, то заснешь через полтора часа. Выходит, еще долго буду мучиться бессонницей…
Поднялся с кровати, посмотрел на часы: три с половиной. Душно. Встал, подошел к окну, приоткрыл балконную дверь. Повеяло прохладой. Опять – под одеяло. Вспомнил шутку: – Если не спится, надо сосчитать до трех… В крайнем случае – до полчетвертого. Может, начать считать: раз, два, три, четыре, пять… Однако говорят, что это не метод: мозги работают и мешают заснуть. Что делать? Вот, черт!..
Повернулся на другой бок, поправил подушку, попробовал не думать. Вдруг услышал: во дворе истошно застонала машина – сработала сигнализация. Как острым ножом по сердцу.
– Этого только не хватало! Проклиная машину и ее владельца, вскочил с кровати, метнулся к балкону и закрыл дверь. Этим приглушил звук. Лег. О том, чтобы не думать, – теперь нечего и говорить. Помимо своей воли вспомнил стихотворение знакомого поэта:
То шепчу, то срываюсь голосом,
И куда-то плыву, плыву…
Не топор ли у нас под компасом?!
– Пушкин сочинил: плывем. Куда ж нам плыть? А этот придумал: топор под компасом. Вот и дожили: плыв ем с топором под компасом за ржавой сковородой. Приплыли… Ах, Настасья, ах, Настасья, отворяй-ка ворота, отворяй-ка ворота, принимай-ка молодца… Но я давно не молодец, за семьдесят; жизнь, считай, прожита. Ох!.. А правильно ли я жил? Все ли сделал, что от меня требовалось? Кое-что все-таки сделал, как мог… Не все, разумеется. Неужели можно прожить так… ну, чтобы идеально? Вряд ли. Для этого нужно, чтобы человек был идеальным существом. Разве такое бывает? Вот я – идеал?
Какой-то умник, на Западе, конечно, – там ведь умники… Многие мои соотечественники им все в рот смотрят: какие они либеральные, демократичные, правильные и как у них все хорошо!.. Вот и сковорода… Да что это я зацепился за эту – дьявол ее побери! – сковороду? Втемяшилась она, окаянная!
Так вот: этот заморский умник каким-то способом вычислил: человечество в своем развитии прошло всего лишь десять процентов своей истории. Выходит: лишь через несколько тысяч или миллионов лет люди будут идеальными… Ох, как размохнатились мысли! Нет, видать, не усну. Вырвал бы кто-нибудь мозги, а утром – их опять на место. Может, встать? Что толку-то? Бессонница… Встану, однако. Надо написать письмо брату. От него получил письмо и молчу, негоже это. Жизнь там, в провинции, как он пишет, “не радуеть и не веселить”. Безработица. А у многих, у кого есть работа, – зарплата на одну такую сковороду.
Через несколько минут он сидел за столом, склонившись над бумагой. Извинился за то, что долго не отвечал на последнее письмо. Старательно и долго своим мелким почерком писал о своей жизни, о городских новостях. Вспоминал далекое прошлое, их детские и юношеские годы – время, когда не было ни “европосуды”, ни “самой лучшей сковороды в мире”.
Вячеслав Булгаков,
член Союза писателей России