Мы привыкли, что понятие “общемировое” или “многонациональное” ассоциируется с “атеистическим”, но всегда ли правильно такое отождествление? Название поэтического сборника “Голоса мира. Избранные переводы” также могло бы заставить того, кто не читал эту книгу, подумать о ней как об очередном наборе из латиноамериканского “магического реализма”, языческих мотивов народов Африки или Крайнего Севера под соусом, допустим, из поверий Юго-Восточной Азии, Индии или Китая… Таков был бы стандартный, причем “политкорректный”, набор сегодняшнего дня – если бы не имя переводчика.
Андрей Родосский – филолог-португалист и испанист, а в этой книге он предстает еще и как переводчик с английского, латинского, итальянского, французского и с совсем уж экзотических языков – галисийского и каталонского, а также еще и с норвежского, румынского и сербского… Но помимо своих блестящих переводов он известен в Петербурге еще и как поэт, причем поэт православный.
Последний факт уже дает ключ к тому, как именно он слышит “голоса мира” и какой отбор шедевров мировой поэзии разных веков им произведен. Среди имен поэтов светского, так сказать, “начертания” мы вдруг замечаем титулы “монах” или “монахиня”: более чем десятком стихотворений каждый представлены такие португальские поэты XVII столетия, как монах Жерониму Баия и монахиня Виоланте ду Сеу.
В названиях произведений поэтов светских тоже нетнет да и мелькнут – хотя и не очень часто, ненавязчиво – христианские мотивы. Вот примеры Венанций Фортунат (VI в.) “О Кресте Господнем”, “О Деве Марии”; Альфонс де Ламартин (1790 – 1869): “Страстная неделя”, “Бог”; Морис Метерлинк (1862 – 1949): “Молитва”; Альфред Теннисон (1809 – 1892): “Симеон Столпник”; Томас Стернз Элиот (1888 – 1965): “Пепельная Среда” (отрывок); Габриэла Мистраль (1889 – 1957): “Ангел Хранитель”; Мариу де Са-Карнейру (1890 – 1916): “Собор Парижской Богоматери”; Эдуардо Пондаль (1835 – 1917): “Матерь Божия”; Луис Пименталь (1895 – 1958): “Последнее моленье”; Йован Дучич (1874 – 1943): “Песни Богу”… Стихотворение с названием “Смерть” присутствует как в творчестве Анатоля Франса (1844 – 1924), так и в стихах итальянского поэта Винченцо Монти (1754 – 1826)… Кто к чему, а автор этих строк сразу же потянулся не к поэзии таких знаменитостей, как Элиот или Анатоль Франс, а к стихам уже упомянутых монаха и монахини. И обнаружил в их поэзии стихи о любви – причем не о любви к Богу, а о самой что ни на есть земной и грешной любви!
В общем-то, если вдуматься, ничего удивительного здесь, наверное, нет: в старину в католических странах – как, впрочем, и на Руси, в монахах состояли массы людей самого что называется цветущего возраста. Годы человеческой жизни, которые в современном обществе принято посвящать деторождению (а скорее, все-таки, производственным достижениям, ибо в деторождении мы не очень преуспеваем), в религиозную эпоху монашествующие отдавали служению Богу. Но плоть-то требовала своего! В результате появлялись стихи вроде следующего, принадлежащего перу монаха Жерониму Баия и завершающемуся словами:
Мне ваша речь блаженство принесла,
Но смерть свою читаю в вашем взоре.
Отмечу блестящую логику, присутствующую этом сонете, и перейду к монахине Виоланте, которая не отставала в любовном пыле от предыдущего автора. Процитирую ее блестящую игру слов в сонете, также посвященном теме несчастной любви:
Когда отлучена от тела жизнь
И вместо жизни торжествует смерть,
То почему запаздывает смерть,
Когда ничто мне не питает жизнь?
Сильвана нет – и не мила мне жизнь:
Ведь без него везде – живая смерть;
Ушел Сильван – так пусть приходит смерть:
Из-за Сильвана пропадает жизнь.
Возлюбленный далекий!
Если смерть
Тебя не призовет вернуть мне жизнь.
Ко мне придет неотвратимо смерть.
Но раз известно, что душа есть жизнь,
То ясно, почему так медлит смерть:
Ведь горше смерти мне такая жизнь.
Справедливости ради отмечу, что эти монашествующие поэты далеко не только любовными сонетами проявили себя, но и стихами, посвященными вере в Бога, без всяких экивоков. Для примера приведу первый катрен блестящего сонета того же монаха Жерониму Баия “Беседа с Богом”:
Вас, Господи, любить способен тот,
Кто самого себя возненавидит;
Вас видит тот, кто грех свой тяжкий видит;
Поймет Вас тот, кто сам себя поймет.
Здесь необходимо сказать о том, что сборник объемом в 254 страницы и насчитывающий стихи сорока семи поэтов, вовсе не обращен в далеко ушедшие века. Наоборот, предметом особого интереса Андрея Родосского являются те поэты, которые родились в XIX веке, но творили, в основном, в веке XX, т.е. были современниками обеих мировых войн.
Слом стиля, который произошел в ХХ веке во всех жанрах искусства, конечно, не миновал и поэзию, в том числе и тех авторов, которые старались держаться за христианскую веру, т.е. оставаться в русле сугубой традиции. Изменения в трактовке религиозных мотивов легко можно заметить, читая сборник, хотя подробнее сказать об этом в кратком отзыве невозможно.
В заключение отмечу, что подавляющее большинство стихов переведено не с подстрочников, а напрямую. Романские языки, конечно, не так уж сильно различаются: все-таки родственные, – однако переводить более чем с двух-трех даже родственных языков было бы не под силу переводчику не столь одаренному, как Андрей Владимирович Родосский. Доцент кафедры романской филологии Санкт-Петербургского госуниверситета, он делает это с мастерством, поистине мало имеющим себе аналогов в современной России. И, кстати, даже в двух далеких от романской группы языках, представленных в сборнике (а именно, в норвежском и сербском), этот переводчик при желании мог бы и подправить того, кто делал подстрочники или, во всяком случае, самостоятельно разрешить какую-либо из возникших с этими стихами языковых проблем.
И завершить рецензию я хочу тем, что процитирую полностью стихотворение сербского поэта Йована Дучича (1874 – 1943) из цикла “Песни Богу”. Как видно из дат его жизни, этот поэт также был современником двух мировых войн, хотя конца Второй мировой он не увидел. Тем не менее приводимое стихотворение, думается, звучит весьма актуально и злободневно – как для Сербии, переживающей поистине трагические времена, так и для всей нынешней непростой ситуации в Европе…
От какого брега Ты явился, Боже,
Озаряя дело дивных рук Своих?
К Твоему величью что добавить может
Мой ничтожный атом – неумелый стих?
Чем мой слабый голос, робкий от волненья,
Укрепить способен благодарный хор,
Что Тебя прославит? Даришь Ты спасенье
Тем, кто в полном мраке ходит до сих пор!
Боже, Ты посеял благостное семя
И полил водою. Что могу я дать
Миру и народам? Но в лихое время
Верю я: поможет Божья благодать.
Александр Андрюшкин