ВАЛЕНТИН КАТАЕВ
(1897 – 1986)
Валентин Петрович Катаев родился 16 (28 января) 1897 в Одессе. Его отец получил начальное образование в духовной семинарии, затем окончил с серебряной медалью историкофилологический факультет Новороссийского университета. Преподавал в юнкерском и епархиальном училищах Одессы. Младший брат, Евгений, впоследствии стал одним из соавторов прославленных романов “Двенадцать стульев” и “Золотой теленок”. Братья Катаевы росли в окружении книг из обширной семейной библиотеки. Писать Катаев начал с девяти лет. Первой публикацией Катаева стало стихотворение “Осень”, напечатанное в 1910 в газете “Одесский вестник”. Там же в течение двух лет было опубликовано еще 25 стихотворений. Незадолго до начала Первой мировой войны Катаев знакомится с И.А. Буниным, ставшим его первым литературным учителем. В эти же годы начинается дружба Катаева с Юрием Олешей и Эдуардом Багрицким. Образование Катаева из-за участия в Первой мировой и Гражданской войнах, необходимости скрывать сво¸ участие в Белом движении и необходимости физического выживания ограничилось неоконченным гимназическим. В 1915 году Катаев вступил добровольцем в действующую армию. Начал службу под Сморгонью рядовым на артиллерийской батарее, затем произвед¸н в прапорщики. Дважды был ранен и отравлен газами. Летом 1917-го, после ранения в наступлении на румынском фронте, был помещ¸н в госпиталь в Одессе. Награжд¸н двумя Георгиевскими крестами и орденом Святой Анны IV степени с надписью “За храбрость”. С первым офицерским чином получил не передающееся по наследству личное дворянство. По официальной советской версии и собственным воспоминаниям Катаев с весны 1919 года воевал в Красной Армии. Однако некоторые исследователи утверждают, что он на добровольной основе служил в Белой армии генерала А.И. Деникина. Согласно этой версии в 1918 году Катаев вступил в вооруж¸нные силы гетмана Скоропадского. После падения гетмана в декабре 1918 года Катаев в марте 1919 года вступил в Добровольческую армию в чине подпоручика. Артиллеристом служил на бронепоезде “Новороссия”, который воевал на два фронта – против петлюровцев и против красных. В начале 1920 Катаев заболел сыпным тифом и был эвакуирован в одесский госпиталь. Позже родные забрали его домой. В 1921 работал в харьковской прессе вместе с Юрием Олешей. В 1922 году переехал в Москву, где с 1923 года начал работать в газете “Гудок”, сотрудничал со многими изданиями. Широкую известность получила повесть “Белеет парус одинокий” (1936). В годы Великой Отечественной войны Катаев – военный корреспондент. Огромную популярность принесла писателю повесть “Сын полка”. В 1955-1961 он – основатель и главный редактор журнала “Юность”. Автор повестей “Маленькая железная дверь в стене” (1964), “Уже написан Вертер” (1979), романа “Алмазный мой венец” (1978). Валентин Катаев писал: “Поэзия – это то, что необходимо присутствует во всех видах литературного творчества. Или, вернее, необходимо должно присутствовать, потому что без поэзии литература уже не литература, а лишь пародия на литературу. Поэзия – это внутренний ритм. Это особое видение мира, это творческое самочувствие, похожее на состояние сомнамбулизма, когда художник подчиняется таинственным, непознаваемым законам воображения, наконец, поэзия – это музыка. Таким образом, можно сказать, что разница между прозой и стихами не так уж велика. Разница чисто формальная. А по сути дела, разницы, собственно, нет. Каждый хороший, подлинный романист, новеллист, драматург – прежде всего поэт”. Катаев умер 12 апреля 1986 года. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.
КРЕЙСЕР
Цвела над морем даль сиреневая,
А за морем таился мрак,
Стальным винтом пучину вспенивая,
Он тяжко обогнул маяк.
Чернея контурами башенными,
Проплыл, как призрак, над водой,
С бортами, насеро закрашенными.
Стальной. Спокойный. Боевой.
И были сумерки мистическими,
Когда прожектор в темноте
Кругами шарил электрическими
По черно-стеклянной воде.
И длилась ночь, пальбой встревоженная,
Завороженная тоской,
Холодным ветром замороженная
Над гулкой тишью городской.
Цвела наутро даль сиреневая,
Когда вошел в наш сонный порт
Подбитый крейсер, волны вспенивая,
Слегка склонясь на левый борт.
ПИСЬМО
Зимой по утренней заре
Я шел с твоим письмом в кармане.
По грудь в морозном серебре
Еловый лес стоял в тумане.
Всходило солнце. За бугром
Порозовело небо, стало
Глубоким, чистым, а кругом
Все очарованно молчало.
Я вынимал письмо. С тоской
Смотрел на милый, ломкий почерк
И видел лоб холодный твой
И детских губ упрямый очерк.
Твой голос весело звенел
Из каждой строчки светлым звоном,
А край небес, как жар, горел
За лесом, вьюгой заметенным.
Я шел в каком-то полусне,
В густых сугробах вязли ноги,
И было странно видеть мне
Обозы, кухни на дороге,
Патрули, пушки, лошадей,
Пни, телефонный шнур на елях,
Землянки, возле них людей
В папахах серых и шинелях.
Мне было странно, что война,
Что каждый миг – возможность смерти,
Когда на свете – ты одна
И милый почерк на конверте.
В лесу, среди простых крестов,
Пехота мерно шла рядами,
На острых кончиках штыков
Мигало солнце огоньками.
Над лесом плыл кадильный дым.
В лесу стоял смолистый запах,
И снег был хрупко-голубым
У старых елей в синих лапах.
У ОРУДИЯ
Взлетит зеленой звездочкой ракета
И ярким, лунным светом обольет
Блиндаж, землянку, контуры лафета,
Колеса, щит и, тая, – упадет.
Безлюдье. Тишь. Лишь сонные патрули
Разбудят ночь внезапною стрельбой,
Да им в ответ две-три шальные пули
Со свистом пролетят над головой.
Стою и думаю о ласковом, о милом,
Покинутом на теплых берегах.
Такая тишь, что кровь, струясь по жилам,
Звенит, поет, как музыка, в ушах.
Звенит, поет. И чудится так живо:
Звенят сверчки. Ночь. Звезды. Я один.
Росою налита, благоухает нива.
Прозрачный пар встает со дна лощин,
Я счастлив оттого, что путь идет полями,
И я любим, и в небе Млечный Путь,
И нежно пахнут вашими духами
Моя рука, и волосы, и грудь.
НОЧНОЙ БОЙ
В цепи кричат “ура!”. Далеко вправо – бой.
Еловый лес пылает, как солома.
Ночная тишь разбужена пальбой,
Раскатистой, как дальний рокот грома.
Ночной пожар зловещий отблеск льет.
И в шуме боя, четкий и печальный,
Стучит, как швейная машинка, пулемет
И строчит саван погребальный.
РАНЕНИЕ
От взрыва пахнет жженым гребнем.
Лежу в крови. К земле приник.
Протяжно за далеким гребнем
Несется стоголосый крик.
Несут. И вдалеке от боя
Уж я предчувствую вдали –
Тебя, и небо голубое,
И в тихом море корабли.
СОВРЕМЕННИК
Апрель дождем опился в дым,
И в лоск влюблен любой.
– Полжизни за стакан воды!
– Полцарства за любовь!
Что сад – то всадник. Взмылен конь,
Но беглым блеском батарей
Грохочет: “Первое, огонь!” –
Из туч и из очей.
Там юность кинулась в окоп,
Плечом под щит, по колесу,
Пока шрапнель гремела в лоб
И сучья резала в лесу.
И если письмами окрест
Заваливало фронт зимой:
– Полжизни за солдатский крест!
– Полцарства за письмо!
Во вшах, в осколках, в нищете,
С простреленным бедром,
Не со щитом, не на щите, –
Я трижды возвращался в дом.
И, трижды бредом лазарет
Пугая, с койки рвался в бой:
– Полжизни за вишневый цвет!
– Полцарства за покой!
И снова падали тела,
И жизнь теряла вкус и слух,
Опустошенная дотла
Бризантным громом в пух.
И в гром погромов, в перья, в темь,
В дуэли бронепоездов:
– Полжизни за Московский Кремль!
– Полцарства за Ростов!
И – ничего. И – никому.
Пустыня. Холод. Вьюга. Тьма.
Я знаю, сердца не уйму,
Как с рельс, сойду с ума.
Полжизни – раз, четыре, шесть…
Полцарства – шесть – давал обет, –
Ни царств, ни жизней – нет, не счесть,
Ни царств, ни жизней нет…
И только вьюги белый дым,
И только льды в очах любой:
– Полцарства за стакан воды!
– Полжизни за любовь!
АЛЕКСАНДР ПЕРФИЛЬЕВ
(1895-1973)
Талантливый поэт прозаик, публицист русского зарубежья Александр Михайлович Перфильев – из сибирских казаков. Его отец был русским генералом, потомственным военным. Сам Александр начал учиться во Втором кадетском корпусе в Петербурге, но прервал учение, отправившись вместе с отцом в научную экспедицию известного путешественника Козлова в Центральную Азию. Впоследствии окончил Оренбургское казачье училище, и служил в Первом Нерчинском полку. Во время Первой мировой войны был несколько раз ранен и контужен, награжден за взятие фольварка Поешмень в Восточной Пруссии в конном строю Георгиевским оружием. В конце войны есаул Перфильев был награжден Георгиевским крестом. В 1915 году он начал печататься в “Огоньке”, “Солнце России”, “Ниве”. Революция, гражданская война стали для Перфильева еще и личной трагедией: в 1918 году Петрограде умерли его жена и дочь. Он и сам год провел в тюрьме. А в 1921 году смог перебраться в Латвию. В Риге Александр Михайлович поначалу зарабатывал на жизнь казачьим ремеслом – выездкой скаковых лошадей, потом попал в журналистику. Он много пишет для газет “Рижский Курьер,” “Русское слово”, “Сегодня”, “Маяк”, “Русская Жизнь”, “Новый Голос”, журналов “Наш Огонек”, “Новая Нива”, “Для Вас”. Сочиняет юмористические рассказы, песни и романсы. Замечательный романс “О, эти чёрные глаза” написан на слова Александра Перфильева композитором Оскаром Строком в 1928 году. А в 1930-е годы романс вошёл в репертуар легендарного Петра Лещенко. В рижских изданиях у Перфильева было три псевдонима: Александр Ли, Шерри-Бренди и Л. Гантимуров. С 1925 по 1937 год вышли три сборника его стихов “Снежная месса”, “Листопад” и “Ветер с Севера”. Во всех его произведениях три главных темы: любовь, смерть и Россия, но поэзия Перфильева – всегда глубоко пессимистична. Половина его стихов помечена в подлиннике: “Ночь. Тоска. Одиночество.” В Риге произошли перемены и в семейной жизни поэта: его супругой стала 19-летняя Ирина Сабурова – поэтесса, литератор. В 1940 году после прихода в Ригу Красной Армии, Перфильеву пришлось сделать всё, чтобы не привлекать к себе внимание НКВД. Он порвал с журналистикой, устроился сторожем, развёлся с женой, чтобы не подвергать опасности жизнь её и их сына Олега. После войны Перфильев жил в Германии, и работал на радиостанции “Свобода”. В Мюнхене Александр Михайлович встретил бывшую жену с сыном. В 1960 году умирает после неудачной операции их сын Олег. Перфильев и Сабурова поддерживают друг друга, работают в одних и тех же эмигрантских журналах. Александр Михайлович скончался в 1973 году, в Мюнхене, в возрасте 78 лет. После его смерти, в 1976 году, Ирина Сабурова опубликовала итоговую книгу стихов Перфильева, названную просто: “Стихи”.
О, ЭТИ ЧЕРНЫЕ ГЛАЗА
Был день осенний,
и листья грустно опадали.
В последних астрах
печаль хрустальная жила.
Грусти тогда с тобою мы не знали.
Ведь мы любили, и для нас весна цвела.
Ах, эти черные глаза
Меня пленили.
Их позабыть нигде нельзя –
Они горят передо мной.
Ах, эти черные глаза
Меня любили.
Куда же скрылись вы теперь,
Кто близок вам другой?
Был день весенний.
Всё, расцветая, ликовало.
Сирень синела, будя уснувшие мечты.
Слёзы ты безутешно проливала.
Ты не любила, и со мной прощалась ты.
Ах, эти черные глаза
Меня погубят,
Их позабыть нигде нельзя –
Они горят передо мной.
Ах, эти черные глаза,
Кто вас полюбит,
Тот потеряет навсегда
И сердце и покой.
КАЗАЧЬЯ ПЕСНЯ
Виктору Иванову
Топают подковушки, мнут траву несмятую,
Горечью полынною пахнут степь и даль…
Ты меня, любимая, в тихий час заката
Провожала из дому, затаив печаль.
Навеки запомнил я хату с вишней белою,
Где сдержал я поводом на маху коня,
Как пожал дрожащую руку загорелую,
И в поход отправился, слов не пророня.
Не щеми ты сердце, да горечью отравой,
Сотня в степь втянулася,
справа по шести…
Под казачью песню, за казачьей славой
Топают подковушки… Милая, прости!
БЕССМЫСЛИЦА
Я начал жить в бессмыслицу войны,
Едва лишь возмужал, расправил плечи.
Как будто для того мы рождены,
Чтобы себя и всех кругом калечить!
Вагон товарный заменял нам дом,
Минуты перемирий – полустанки,
Чтобы успеть сходить за кипятком,
Съесть корку хлеба, просушить портянки…
Любовь, роняя угольки тепла,
Дымила, тлела… и не разгоралась,
Вслед за войной война другая шла…
Жизнь кончилась. Бессмыслица осталась.
***
Седое, старое, в метелях Рождество,
Такое милое, как елочные свечи…
Далекой радостью пахнуло от него
И легче груз, упавший нам на плечи…
Хоть новых радостей
не видим мы предтечи –
Звезда бумажная нас манит в Вифлеем
И дед рождественский,
и старых сказок речи
Дороже и ценней всех жизненных проблем.
Воспоминанья детства близки всем,
И детских глаз так драгоценны блестки,
Что хочется спросить мучительно – зачем
Сменила жизнь мой прежний Вифлеем
На балаганные бумажные подмостки?
***
Случилось это так давно когда-то…
Был разговор необъяснимо груб,
И вдруг мой лоб смущенно виновато
Ты обожгла прикосновеньем губ.
И сразу в сердце что-то оборвалось,
И в ту минуту ясно стало мне,
Что ты нарочно в чем-то сознавалась,
В какой то не своей вине.
Все это было так давно когда-то:
Воспоминанья стерлись, может быть, –
Но то, что ты совсем не виновата –
Я не могу тебе простить.
***
Так любили мы в годы военные –
Хуже, чем какой-нибудь пёс –
Посмотрел, опрокинул в сено,
Отвернулся, в седло и понёс…
И когда-нибудь разве оглянешься,
Разве вспомнишь про искру тепла?
Передышка, и к новой потянешься,
А потом позабыл, что была…
Сколько было таких погашенных,
Лишь едва загоревшихся глаз!
Так зачем у теперешних спрашивать,
Отчего они мучают нас…
ЛЕБЕДИ ТУОНЕЛА
Памяти Яна Сибелиуса
Бой окончен. Седые волосы
Треплет ветер, и даль темна.
Больше мне не хватает голоса,
И команда уже не слышна.
Рог зовет… Но куда? Не к победе ли?
Нет, он значит – конец борьбе…
Машут крыльями черные лебеди,
Призывая меня к себе…
ТОЧКА
Лишь вчера похоронили Блока,
Расстреляли Гумилева. И
Время как-то сдвинулось, жестоко
Сжав ладони грубые свои.
Лишь вчера стучал по крыше, в двери,
Град двух войн – позора и побед, –
Лишь вчера о вдохновеньи в Йере,
Умирая, написал поэт.
Все года, событья стали ближе,
Воедино слив друзей, врагов…
Между Петербургом и Парижем
Расстоянье в несколько шагов.
Так последняя вместила строчка
Сумму горя, счастья, чепухи,
И торжественно закрыла точка,
Как глаза покойнику – стихи.