РУССКИЕ ПОЭТЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
НИКОЛАЙ АСЕЕВ (1889-1964) …Николай Николаевич Асеев родился в городе Льгове, Курской губернии, в семье страхового агента. Мать умерла рано. Детские годы Коля провел в доме у деда, Николая Павловича Пинского, заядлого охотника и рыболова, любителя народных песен и сказок и замечательного рассказчика. В 1909 году окончил курское реальное училище. Дальнейшее образование получил в Коммерческом институте в Москве, одновременно слушал лекции на филологическом факультете в университете. Первый сборник стихов Асеева “Ночная флейта” вышел в 1914 году. Его раннее творчество испытало влияние модернистских школ. Сам поэт позже отмечал значение для него поэзии А. К. Толстого, творчества Н. В. Гоголя. Лучшие произведения раннего Асеева – это стихи, написанные на темы русской истории, развивающие мотивы славянской мифологии. Это сближает его с В. Хлебниковым. Во время Первой мировой войны поэта мобилизуют и отправляют на aвстрийский фронт. Но он заболевает воспалением легких, осложнившимся вспышкой туберкулеза. Асеева признают негодным к службе и отправляют домой на поправку; через год он проходит переосвидетельствование, и его снова направляют в полк, где он пробыл до февраля 1917 года. В годы Гражданской войны Асеев находился на Дальнем Востоке. Первый послеоктябрьский сборник стихов “Бомба” вышел во Владивостоке в 1921-м. В 20-30-е годы Асеев активно и плодотворно работает в жанре поэмы (“Двадцать шесть”, 1924; “Лирическое отступление”, 1924; “Семен Проскаков”, 1927-1928; “Маяковский начинается”, 1939). Стихи Асеева идеально вписались в советскую литературу. Маяковский, ценил и даже выделял Николая. В стихотворении “Юбилейное”, где Маяковский пытается разговаривать на равных с Пушкиным и перебирает поэтов, монотонно и снисходительно, он пишет: “Правда, есть у нас Асеев Колька. Этот может. Хватка у него моя”. Они подружились в “Лефе”. “Колька Асеев”, солдат Первой мировой войны, писавший о себе: “Я, двадцатисемилетний поэт, выученик символистов… я, увлекавшийся переводами Маллармэ, Верлена и Вьеле Гриффена, благоговевший перед Теодором Амадеем Гофманом, восторженно носивший в сердце силу и выдержку горестной судьбы Оскара Уайльда, одним словом, я – рафинированный интеллигент” – стал заметным революционным поэтом и теоретиком “Лефа”, “Левого фронта искусств”. Многое от декадентства осталось у него в стихах. Вот созвучия из Асеева: “Я запретил бы “Продажу овса и сена…” Ведь это пахнет убийством отца и сына”, или: “Тебе бы не повесть, а поезд, тебе б не рассказ, а раскат”. Новой власти нужны были красивые, пусть и не совсем “советские” стихи. Молодому поколению, революционной борьбе нужна была романтика. И Асеев блестяще писал такие стихи, одно из них о смерти испанского поэта Гарсиа Лорки. Умереть за дело свободы молодым, не жалея при этом ни себя, ни других – вот суть всего. Сам Асеев умер, впрочем, седым, миновав все мельницы 1937-го, все послевоенные разборки власти с писателями и поэтами, и остался, как напишут позже критики, “одним из самых пламенных и ортодоксальных большевистских поэтов”. Он напечатал более 70 сборников стихов. В 1941 за поэму “Маяковский начинается” получил Сталинскую премию, а через двадцать лет, при Хрущеве – Ленинскую за сборник “Лад”. Помогал молодым поэтам во время хрущ¸вской “оттепели”. И слыл мэтром. Асеев – автор многих работ по вопросам теории русского стиха, проблемам традиции и новаторства. Асеев жил так, как диктовало время, но, как сказал другой поэт: “Времена не выбирают. В них живут и умирают”.
ПОВЕЙ ВОЯНА (ВСТУПЛЕНИЕ)
Еще никто не стиснул брови
врагам за думой одолеть их,
когда, шумя стаканом крови,
шагнуло пьяное столетье.
Как старый лекарь ржавым шилом,
увидя знак болезни тяжкой,
он отворил засовы жилам
и бросил сгустки в неба чашку.
Была страна, как новый рой,
курилась жизнь, как свежий улей;
ребенок утренней порой
игрался с пролетавшей пулей.
Один поет любовь, любовь,
любовь, во что бы то ни стало!
Другой – мундира голубого
сверкает свежестью кристалла.
Но то – рассерженный грузин,
осиную скосивши талью,
на небо синее грозил,
светло отплевываясь сталью.
Но то – в пределы моряка,
знамена обрывая в пену,
вкатилась вольности река,
смывая гибель и измену.
Еще смертей двойных, тройных
всходил опары воздух сдобный,
а уж труба второй войны
запела жалобно и злобно.
Пускай тоски, и слез, и сна
не отряхнешь в крови и чаде:
мне в ноги брякнулась весна
и молит песен о пощаде.
1916
КРЕМЛЕВСКАЯ СТЕНА
1
Тобой очам не надивиться,
когда, закатами увит;
на богатырской рукавице
ты – кровью вычервленный щит!
И эти царственные грани,
подъемля древний голос свой,
ведут мой дух в былые брани,
в разгул утехи громовой.
И мнится: к плачущему сыну
склонясь, лукавый Калита
поет грядущую былину
необоримого щита.
2
И мнится: шумною ратью
поем и цедим вино;
и все – крестовые братья,
и все – стоим за одно.
Но вдруг – в разгаре пирушки,
в ответ на далекий рев –
протяжно завоют пушки
с зеленых твоих валов.
И пурпур башни оближет,
ты встанешь – странно светла:
в тот миг мне горло пронижет
замолкнувшая стрела.
ГРАНИЦА
Гляжу с улыбкой раба:
одного за другим под знамена,
грозясь, несет велеба,
взывая вдаль поименно.
Какой человек в подъемнике
подбросился вверх, как мячик?..
Склонились внезапно домики
для взоров искусно зрячих.
Их много вдали, игрушечных,
свалилось, как черный козырь,
когда от дыханий пушечных
бежали по небу розы.
Светись о грядущей младости,
еще не живое племя!..
О Время! Я рад, что достиг
держать тебе ныне стремя.
Октябрь 1914 Москва
ВЕНГЕРСКАЯ ПЕСНЬ
Простоволосые ивы
бросили руки в ручьи.
Чайки кричали: “Чьи вы?”
Мы отвечали: “Ничьи!”
Бьются Перун и Один,
в прасини захрипев.
Мы ж не имеем родин
чайкам сложить припев.
Так развевайся над прочими,
ветер, суровый утонченник,
ты, разрывающий клочьями
сотни любовей оконченных.
Но не умрут глаза –
мир ими видели дважды мы, –
крикнуть сумеют “назад!”
смерти приспешнику каждому.
Там, где увяли ивы,
где остывают ручьи,
чаек, кричащих “чьи вы?”,
мы обратим в ничьих.
1916
ВАСИЛИЙ СУМБАТОВ (1893-1977) Русский поэт князь Василий Александрович Сумбатов родился в Петербурге, в 1893 г. Князь Сумбатов начал свое образование в Пажеском корпусе. После смерти отца он покинул корпус, переехал в Москву к тетке и продолжил ученье в Дворянском пансионе. Как только началась война, князь Сумбатов пошел добровольцем на фронт. Был ранен и отправлен в госпиталь в Царском Селе. По выздоровлении был командирован в свой родной Пажеский корпус для прохождения офицерских курсов. Окончив курс, Сумбатов возвратился на фронт в Елизаветградский полк. В октябре 1916 года перенес тяже лую контузию и долго лежал в клинике в Киеве. Награжден Георгиевским крестом IV степени. В Москву вернулся в разгар революции. Вскоре женился на дочери директора 4-й мужской гимназии, Елене. В 1918 году вместе с женой уехал из Москвы в Крым. В апреле 1919 года на пароходе “Екатеринославль” Сумбатовы покинули Крым, провели некоторое время на острове Халки и в Константинополе. В 1920 году на итальянском пароходе Красного Креста прибыли в Рим. В Италии прожили 40 лет, позже переехав в Больцано, а затем в Ливорно. В Риме Сумбатов работал, как миниатюрист, в Ватикане. Также был консультантом по военным формам. Рисовал костюмы для театра и кино. К несчастью, стал терять зрение из-за разрыва сетчатки в глазах. Скончался в Ливорно 6 июля 1977 г. Поэт Сумбатов – автор трех поэтических сборников: “Стихотворения” (Мюнхен, 1922), “Стихотворения” (Милан, 1957) и “Прозрачная тьма” (Ливорно, 1969), текст последнего автор диктовал жене, уже будучи слепым. Переводил итальянских, немецких и английских поэтов. В 2006 г. вышел второй, наиболее полный сборник “Прозрачная тьма”. Князь В.А. Сумбатов, русский поэт, сохранил в душе любовь к родине: “Ты со мной неотступно всегда и везде”…
РОДИНА
Князю Щербатову
Ты со мной неотступно всегда и везде, –
Слышу в ветре родное дыханье,
И в горах, и в лесах, и в волне,
и в звезде,
Вижу ясно твои очертанья.
В струях Тибра мне видятся воды Невы,
Петербургских дворцов отраженья,
В дальних звонах я благовест слышу
Москвы,
Переливы церковного пенья.
Там, у виллы, –
звучит Петергофский фонтан,
Царскосельская вь¸тся аллея,
И не твой ли повис над рекою туман,
Под закатным лучом розовея?..
Не Кавказ ли вон там –
у гигантской скалы?
Не твои ли там тучки проплыли?
А в лесу – эта тень, этот запах смолы,
Эти птиц голоса – не твои ли?..
В ПОХОД
(Барабанный марш)
Длинною колонной
шли войска и пели,
эхо хохотало
им в ответ,
полные народом
улицы гудели,
флагами был город
разодет.
Дробью рассыпаясь,
били барабаны,
солнце клало блики
на штыки, –
в дальние чужие,
вражеские страны
с песней развеселой
шли полки.
В песне бушевали
молодость и силы,
звали к пляске, смеху, –
не к войне,
будто и не ждали
братские могилы
жертв на чужедальней
стороне!
Будто не прощались
с воинами жены,
плача у любимых
на груди,
будто не звучали
жалобы и стоны
в битвах беспощадных
впереди…
Город распрощался
с войском у заставы,
матери рыдали вслед полкам,
дальше провожали
лишь кусты, да травы,
да склонялись ивы
по бокам.
Отблески заката
в небе доцветали,
мягко золотились
облака,
войско уходило
в розовые дали,
песня разливалась,
как река.
Волнами шумели
песни перекаты,
удаль в ней бурлила, –
не вражда,
с песней разудалой
в даль ушли солдаты,
чтобы не вернуться
никогда.
СРАВНЕНИЯ
Оттенкам счета нет
в садовой панораме.
Средь зелени, где солнца луч залег,
Чуть движет черно-желтыми крылами
Над белым крестоцветом мотылек.
И вдруг встает в лучах воспоминаний –
Сравнения неоскудевший дар –
Георгиевский крест на доломане
Зеленых гродненских гусар.
1958
ПАМЯТИ ПОЭТА
Вынесли гроб отпетого,
Зароют в землю потом…
Жил-был поэт – и нет его,
И вянут цветы под крестом…
Книжка стихов останется
И долго еще будет жить, –
К ней от могилы тянется
Бессмертия хрупкая нить.