Погибшим непобежденными посвящается

75-летие со дня начала Великой Отечественной войны — повод поговорить  не только на ставшую традиционной тему об ошибках советского руководства  перед вторжением Германии в СССР (а они, безусловно, были, и ошибки  стратегического характера!), но — главное — возможность отдать дань  благодарности и уважения воинам Красной Армии и ВМФ, погибшим в первые  месяцы войны. Это мужество тысяч наших бойцов и командиров,  сражавшихся до последнего не патрона — человека! — в окружениях  сковывало немецкие силы, это их, пусть и не поддержанные с большой  земли, отчаянно-смелые контрудары заставляли гитлеровцев переходить  к обороне, вызывать подкрепления. И осуществление плана «Барбаросса»  в итоге было сорвано именно этими в основном неизвестными героями. Не  случайно Гитлер приказал изучить менталитет русских воинов, чтобы  привить его солдатам третьего рейха! Именно первым месяцам Великой  Отечественной войны и посвятил свою новую повесть «Операция» Русская прививка» член Союза писателей  России прозаик Виктор Кокосов. Все факты в этом литературном произведении — подлинные. Только члены  спецгруппы СД, собирающие информацию для создания «Русской прививки» — три немца и поручик-эмигрант —  образы собирательные. Они следуют за танковой колонной вторжения и вскоре убеждаются в том, что война с  Россией — страшная ошибка германского руководства. Предлагаем вниманию читателей одну из глав повести,  посвящённой красноармейцам 1941-го, погибшим непобеждёнными!

Контрудар

— Великолепно! Прекрасная погода, хорошее шоссе,   почти как в Германии! — развалившись на заднем сиденье   «Фольксвагена», Кроль блаженствовал, впервые   ощутив себя важной персоной.

Ещё бы! Привычное место за рулём он впервые сменил   на этот удобный начальственный диван. И зондерфюрер   — русский поручик, имевший столько орденов от   своего царя, сидит впереди, справа от водителя. Будто   его адъютант! А ведь Кроль только штурмшарфюрер,   Петров же всё-таки цугфюрер, зачислен на службу на   правах лейтенанта!

— Это уже Россия, господин Петров? — пытаясь рассмотреть   мелькавшие за окном пейзажи, поинтересовался эсэсовец.

— Нет, господин Петер, это всё ещё Литва, — не оборачиваясь,   ответил Евгений Иванович, — до России далеко.   Но если мы будем нестись и дальше с такой скоростью,  то скоро окажемся в расположении Красной Армии.

— Извините, господин зондерфюрер, — вмешался в разговор   водитель — молодой ефрейтор, — но я просто держусь   за штабной машиной, а она — за колонной мотопехоты.

— И правильно делаете! — поощрительным тоном произнёс с заднего сиденья Кроль. Всё более входя в роль   большого начальника, он решил показать свою значимость и поделился сведениями, которые случайно услышал   перед отъездом из Каунаса в штабе армии, когда,   предъявив документ за подписью Крихбаума, получал   разрешение на машину с шофёром для своей маленькой   группы.

— Вчера мы взяли Каунас. Конечно, можно было остаться   в этом городе и подождать, пока наши коллеги,   хотя бы наскоро, расспросят своих пленных и нас нагонят,   но! Не лучше ли поспешить за наступающими войсками   и пообщаться со свеженькими пленными, ещё не   осознавшими своего нового положения. Возможно, среди   них окажутся и ещё не расстрелянные комиссары.   Для чистоты эксперимента требуется именно это! А наши   войска столь стремительно наступают, что блицкриг может   оказаться даже более молниеносным! Красная Армия,   наверное, уже откатилась к Москве. Ну да ничего,   ничего. Скоро отдохнём. Привал запланирован в городе…   Крамелав, кажется. Или Кармелава. Уже скоро.

Впереди что-то ухнуло, потом ещё. Шедший перед   «Фольксвагеном»автомобиль сбросило в кювет, грузовик   с пехотинцами завалился на бок, перегородив шоссе.   Громко ругаясь, уцелевшие гренадёры выбирались из   кузова. Где-то впереди раздавались отрывистые команды   на немецком языке. И вдруг грянуло дружное «Ура!».

— Что это? — растерялся Кроль.

— Красная Армия, которая не подчинилась вашему   распоряжению отступать и решила атаковать господина   Кроля, — мрачно пошутил Петров, и вдруг командирским   тоном приказал:

— Всем из машины!

Ефрейтор и эсэсовец выскочили на шоссе. Увидев, что   шедшие сзади грузовики тоже остановились, они быстро   оценили правильность приказа зондерфюрера.

— Жить хотите? Тогда оба за мной,

— Петров побежал к   обочине.

— Какого чёрта, зондерфюрер, вы тут распоряжаетесь…

— начал было помощник Вайтенхоффа, но вдруг упал, схватившись   за ногу:

— А-а! Я ранен!

— О! — неловко взмахнув руками, свалился рядом водитель

— Этот готов, — опустившись рядом на колено, указал на   кроваво-чёрную дырочку в затылке ефрейтора Петров. —   А с вами что?

После беглого осмотра переводчик усмехнулся:

— В рубашке родились, штурмшарфюрер. Царапина.   Сейчас перевяжу носовым платком.

Через минуту он завершил перевязку, помог Кролю   подняться:

— Опирайтесь на меня — и пошли.

— Куда? — простонал побледневший Петер.

— Подальше от Красной Армии. Здесь, судя по всему,   сейчас начнётся рукопашная схватка. Вы ведь собирались   только допрашивать пленных, а не брать их лично?   Даже если владеете приёмами штыкового боя, вряд   ли в одиночку справитесь с ротой.

— А наступает целая рота? — запрыгал рядом немец,   обхватив Петрова за шею.

— Сомневаюсь. Думаю — дивизия! — на всякий случай   припугнул спутника Евгений Иванович, и подумал: «Хорошо   бы! Да откуда здесь взяться дивизии. Скорее всего,   отчаянная атака какой-нибудь окружённой части,   наподобие психической, как мне рассказывали участники   Гражданской войны. А жаль!»

Протащив на себе эсэсовца метров двадцать, он заметил   на шоссе брошенный мотоцикл с коляской. Загрузив   в него Кроля, переводчик погнал в сторону от места   сражения. Вскоре пришлось съехать на обочину, пропуская   шедшие на выручку гренадёрам танки. В небе   нудно загудели мощные моторы «юнкерсов».

…Генерал-майор Парлов прекрасно понимал, что   происходит. 22 июня фашистские бомбардировщики без   всякой помехи со стороны нашей авиации методично   изничтожали на марше части его дивизии, двигавшиеся   навстречу немцам. Красноармейцы смогли закрепиться   в десяти километрах от Каунаса, но, оказавшись без   поддержки артиллерии, танков и самолётов, были сметены   с позиций армейским корпусом противника, практически   с ходу захватившим этот литовский город.

Василий Федотович смог разыскать и местонахождение   штаба, и палатку командарма. Командующий 11-й   армией генерал-лейтенант Морозов1 был невесел. И за   пару дней, что они не виделись, сильно поседел: армия,   фактически, находилась в окружении, да ещё была надвое   рассечена. К тому же, как рассказали Парлову офицеры   штаба, генералу сообщили: дочка Василия Ивановича   Морозова Таня 22 июня погибла в Паланге, в пионерском   лагере.

Недолго говорили генералы, у каждого из которых эта   германская была уже вторая по счёту. Не время, да и не   место было рассуждать о предвоенном головотяпстве —   пусть наверху разбираются. Тем более что командующему   военным округом Василий Иванович в довольно резкой   форме всё высказал ещё накануне вторжения — 21   июня, когда получил приказ сдать боекомплект и отвести   части с позиций, а 22-го — добавил, уже по радиосвязи,   в довольно резких и непочтительных выражениях.

Но теперь надо было воевать, спасать армию, потихонечку   собирая рассеянные части, отводя их к Западной   Двине, а там соединиться со своими, организовать   тактическую оборону, получить подкрепление. Да и немцу   нельзя давать чувствовать себя полным хозяином   положения. А для этого дивизии Парлова — и неважно,   сколько красноармейцев в ней осталось — предстояло   наступать на Каунас.

— Тебе ведь, Василий Федотович, сейчас до Каунаса   семнадцать километров? — уточнил командарм.

Парлов кивнул.

Старые знакомые помолчали. А о чём ещё говорить?   Все слова уже сказаны.

— Разрешите выполнять приказ? — приложил руку к   козырьку фуражки комдив.

— Выполняйте! — так же по-уставному ответил Морозов.

А когда комдив уехал, он вышел из палатки и несколько   минут прогуливался взад-вперёд в задумчивости. Возможно,   размышлял Василий Иванович, начавшаяся война   требует новых, более широко мыслящих и быстрее   принимающих решения командиров. Не случайно же   шутят, что генералы всегда готовятся к прошедшей войне.   И он, пехотинец ещё первой германской, за храбрость   произведённый в прапорщики, сейчас с удовольствием   бы согласился командовать хоть ротой у Парлова.   Потому что лично ему гораздо легче увлечь бойцов в   атаку и, возможно, пасть, как напишут, смертью героя,   чем выводить армию из окружения. Даже если ты её   выведешь — всё равно замучают проверками, подозрениями,   придирками. Причём активничать будут именно   те, кто «рубил» морозовские попытки привести дивизии в   полную боевую готовность к началу войны. Впрочем, хрен   с ними, пусть придираются, главное сейчас — армию вывести.

«Тяжёлой артиллерии у меня нет, но есть сорокапятки,   танков нет, но есть грузовики и бензина — на одну   заправку. С боеприпасами тоже напряжёнка», — по дороге   к своему штабу размышлял Парлов.

— Стой! Кто идёт! — окликнул его часовой. И тут же извинился:

— Это ж вы, товарищ генерал!

— А вдруг не я? — обозлился на красноармейца Парлов.

— Начал по Уставу, по Уставу и действуй.

— Да где ж ещё второго такого великана найдёшь, — както   не по-военному ответил часовой. — Вон и звёзды ваши   генеральские в петлицах видны, и ордена на груди.

Парлов хотел наказать парня за болтливость, но поймал   себя на мысли, что завтра они вместе пойдут в свой   последний бой, поэтому ограничился коротким:

— Отставить разговорчики!

В штабе начальник разведки доложил, что захваченный   язык на допросе показал: фашисты именуют начатую   войну «дранг нах Остен», а ещё «блицкригом» и планируют   осенью устроить банкет в Москве.

— Спроси его, а кладбище себе под Каунасом они устроить   не желают? Поминки могут начинать справлять   прямо сейчас, — пошутил Парлов.

— Есть новости, товарищ генерал? — подошёл к нему   начальник штаба.

— И какие! Собирайте командиров — получен приказ   наступать на Каунас!

24 июня произошло то, чего немецко-фашистское командование   второго армейского корпуса никак не могло   ожидать. Так хорошо распланированная военная операция   забуксовала. Уже списанная им со счетов дивизия   Парлова (окружённых и рассеянных русских солдат   предполагалось пленить или уничтожить, в зависимости   от конкретных обстоятельств), вдруг перешла в наступление.   Без пополнения личным составом, боеприпасами,   военной техникой, продовольствием, наконец!   Причём это был по всем правилам военной науки нанес   ённый контрудар.

Двигаясь вдоль шоссе на Каунас и, чуть что, бросаясь   в свои дикие штыковые атаки, русские опрокинули передовые   части немцев, взяли Ионаву, потом — Кармелаву,   за два дня продвинувшись на пятнадцать километров!   До Каунаса оставалось всего два. А дальше что — уличные   бои? Без авиации и танков Парлов умудрился отбить   контратаки пехоты при поддержке лёгких танков,   выдержать артиллерийский огонь — и остаться на позициях.   Конечно, долго так продолжаться не могло, но, как   знать, что будет завтра. А если из тыла русские смогут   подтянуть бомбардировочную авиацию? Или наладят   воздушный мост с 11-й армией? Вот вам и подкрепления   для дивизии. Было принято решение подключить   все резервы корпуса, запросить помощь соседей и покончить   с этой дерзкой дивизией, как заноза торчащей в   теле наступающей группы армий «Север».

— Приказа отходить не было! — отрубил Парлов, даже   не дав рта открыть подошедшему начальнику штаба. —   Смотри, какие яблоньки. Им что мир, что война… Нас   уже не будет, а на них яблочки созреют…

Штаб расположился на хуторе, и генерал, не обращая   внимания на шум шедшего поблизости боя, неторопливо   прогуливался по небольшому ухоженному садику, разбитому   у аккуратного домика.

— Ну, зачем же так грустно, — невольно поёжился начштаба   от холодка, пробежавшего по спине от слов комдива,   и бросил взгляд на циферблат наручных часов: вечер   уже начался, но в июне в этих местах световой день долгий…

— Что могли, мы сделали. Не всех фашистов, но своих   немцев — победили. Молодцы! Но сил и средств для взятия   Каунаса — нет.

— И приказа на отход — нет!

— Значит — продолжаем выполнять предыдущий приказ,   — спокойно резюмировал Парлов.

— А немец перешёл в контратаку.

— Остановим. Есть у меня последний резерв — курсанты   полковых школ. — Сам поведу.

Вскоре шестьдесят бойцов выстроились в две шеренги   перед комдивом.   — Товарищи красноармейцы! Вы знаете, что после кратковременных   успехов, наглые немецко-фашистские захватчики   были отброшены нашей дивизией к Каунасу и   сейчас предпринимают неимоверные усилия, чтобы   выбить нас с занятых позиций, — начал свою краткую речь   Василий Федотович. — Мы победили. Поскольку отбросили   врага на пятнадцать километров. Отобрали у него   нагло захваченные пятнадцать километров советской   земли! И сейчас снова победим, даже если погибнем!   Потому что поможем нашим товарищам отбить контратаку   врагов! Примкнуть штыки! За мной! За Родину!

С трёхлинейкой наперевес, не оглядываясь, генералмайор   Парлов побежал вперёд, к передовым позициям,   на которых уже кипела рукопашная схватка.

— Ура-а-а! — разносилось за спиной.   Вскоре враг был обращён в бегство, и уже остатки советской   дивизии гнали гитлеровцев по направлению к   Каунасу.

— Вот вам «дранг нах Остен»! Вот вам «блицкриг»! Фрицы   поганые! — кричал бежавший впереди своих бойцов Парлов.

Немцы в ужасе улепётывали от этого великана, обладавшего   огромной физической силой и буквально разбрасывающего   штыком своей винтовки солдат, как крестьянин   вилами сено.

И как хорошо было в этой атаке генералу, как легко   бежалось! Будто не средних лет комдив, а снова молодой   полный георгиевский кавалер Василий Парлов устремился   в штыковую. И, как обычно, нет врага, способного   перед ним устоять! И боевые друзья бегут рядом.   И… С немецкой стороны заговорили срочно подтянутые   для отражения русской атаки крупнокалиберные   пулемёты.

Бежавшие рядом красноармейцы увидели: комдив,   будто споткнулся и упал на землю лицом вверх. Его грудь   наискосок прошила пулемётная очередь. И только теперь   бойцы поняли, как мало их осталось. И сейчас главное   — вынести генерала к своим. Шестеро подхватили   безжизненное тело Парлова, а остальные, окружив их,   начали прикрывать отход.

Немцы тоже поняли, что убили или ранили большого   русского командира. И два десятка солдат в зелёных мундирах   поспешили вдогонку. Но прикрывавшие отход красноармейцы   развернулись и встретили их плотным огнём.

На хуторе начштаба ждал Парлова с радиограммой   командования, приказывающей дивизии отходить и продвигаться   к Западной Двине, на соединение с другими   частями армии. Но оставшиеся в живых сразу не отошли,   до ночи сдерживали немецкие контратаки — пока   под яблоньками рыли могилу и хоронили командира   дивизии Василия Федотовича Парлова .

А в короткий тёмно-серый час белой ночи красноармейцы   тихо снялись с позиций и организованно отошли.   Непобежденными.

Виктор Кокосов