Книга Лидии Сычевой “Дорога поэта” (М., 2016) посвящена творчеству Валентина Сорокина, в этом году отметившего 80-летие. Но хотелось бы написать не только о “герое” книги, но и об ее авторе – замечательном московском литераторе Лидии Сычевой. Тем более что книга ее содержит не взгляд “снизу вверх”, но является разговором равного с равным.
Лидия Сычева принадлежит, конечно, к совсем иному поколению: она моложе Сорокина на тридцать лет. Едва окончив Литинститут (где Сорокин был среди ее учителей), она основала журнал “Молоко” (“Молодое око”), ставший с тех пор одним из центров притяжения патриотической словесности. Сычева – автор уже почти десятка книг прозы, публицистики и критики, среди них – книги “Время Бояна” (М., 2011), также посвященной Сорокину и его борьбе с поэтическим соперником, Юрием Кузнецовым.
Однако новая книга Сычевой “Дорога поэта” отнюдь не является компиляцией прежде опубликованного. Это именно новый текст, и суть его новизны, быть может, и состоит в интонации равенства, которую каждый может отчетливо расслышать. Да, Сычева, безусловно, уважает Сорокина как старшего товарища, но кое в чем ее суждения представляются более обоснованными и глубокими, потому, читая ее книгу, я не мог не вспомнить о похожей биографической прозе: “Горький среди нас” Константина Федина.
В эту книгу Федин поместил свою переписку с Горьким, из которой мы видим, что он не только не готов был послушно поддакивать классику, но и спорил с ним, а новые произведения Горького разбирал, порой не скрывая критического к ним отношения. При этом Федин от Горького сильно зависел: страдая туберкул езом, он нуждался в лечении в Швейцарии, но лишь по ходатайствам Горького правительство выделяло для этого необходимую валюту. И, читая Федина, угадываешь, как этот человек, сидя в какой-нибудь московской коммуналке, в безденежье и обострении болезни, решал махнуть рукой и высказать Горькому все, что думает о некоторых его последних произведениях. Уж если умереть, то хлопнув дверью и разругавшись с классиком…
Сычева такой критики Сорокина нигде себе не позволяет, но, как уже сказано, весомостью своих суждений как бы спорит с ним – и побеждает его в этом споре.
Сорокин – не только поэт, но и автор протестной публицистики (“Биллы и дебилы: Роман в ярких документальных рассказах” (М., 2003), “Первая леди: проза” (М., 2007), “Макаки в полумраке: Очерки” (М., 2010) и др.). Эта проза – своего рода шаржи, что видно даже по названиям; но сатирические выпады Сорокина зачастую излишне эмоциональны, нестройны, бессистемны… Интонация Сычевой – более напряженная и горестная, даже более мрачная, чем у Сорокина. Да, Валентин Сорокин всю жизнь боролся и борется за Россию; он повторял и повторяет, что страна и народ наш – на грани гибели. И все-таки он прожил, в общем, успешную жизнь, хотя, по его мнению (как он сам говорил в интервью), в хрущ евские и брежневские годы русскости в нашей культуре было еще меньше, чем сейчас. Тем не менее, Сорокин десять лет работал главным редактором крупнейшего издательства “Современник”, затем тридцать с лишним лет (до 2014 г.) руководил Высшими литературными курсами.
Сегодня писателям русского патриотического крыла почти не мешает цензура, но в ходу другие приемы борьбы: государственные дотации “Роспечати” какими-то неведомыми путями направляются на поддержку западников и атеистов, а в интернете и в малотиражной печати искусственно создано изобилие сумасшедших теорий и экстравагантных самовыражений. Каждый сам себе и издатель, и блогер, и литературный критик: пишут о собаках, кошках, восточных гимнастиках и лишь где-то в самом конце – о сознательной политике удушения России.
Потому так мрачна интонация Сычевой. “И вот я еду, еду, и на сердце – неизбывная тяжесть. А небо – большое-большое, синее, ясное, поля лежат на все четыре стороны, а там, дальше, – косогоры, лесочек… За селом – кладбище. Небольшое, за заборчиком. Прибранное… Да, когда есть родина – умереть не страшно. Во всяком случае, не так страшно, не так ужасно. Нет родины – и вечный страх, вечные “блуждания”, обезьянничанье и приспособление. Нет родины – и инстинктивное уничтожение всех, кто эту родину чует, чувствует, кто живет для нее”.
Мрачное мироощущение Сычевой – не результат какого-то минутного огорчения; это – стойкое ее чувство по отношению к жизни. В книге мы с этим мироощущением встретимся не раз; вот, например, размышления Сычевой о своем поколении: “Я пишу о том, что меня волнует, и мне нет дела до того, как все это соотносится с “официальными концепциями”, с “приличиями”, с “умолчаниями” и проч. Я пишу, потому что представляю одно из самых обворованных поколений – поколение “шестидесятников” – тех, кто родился в шестидесятые. А обворовали нас другие, “оттепельные”, хрущевские шестидесятники… Мы должны разобраться в нынешней литературной ситуации, чтобы, по мере сил и возможностей, восстановить справедливость… Культура, по Далю, есть “обработка и уход, возделывание”.
Нужно ли в небольшой рецензии процитировать какое-то стихотворение Сорокина? Недавний его юбилей сопровождался такой волной отзывов о нем (и публикаций его новых стихов), что это представляется почти излишним. Все же приведу строки из его поэмы “Дмитрий Донской”, давней, но звучащей современно, так как обращены эти строки к врагам России, в коих не было недостатка и в прошлые годы, и сегодня:
О, ярость русских,
Правдивых глаз, прекрасных глаз;
И на широких, и на узких Путях –
Остерегайтесь нас;
Глаза – в глаза,
От русской боли
Вам не уйти, мы не простим,
Во имя Родины и воли
Глазастых мы детей растим;
Глаза – в глаза,
Свободой нашей,
Под цвет зарезанной зари,
Пришелец, будешь ты окрашен,
И мир разбудят звонари!
О книге Лидии Сычевой, думается, излишне добавлять, что это не легковесные заметки “к случаю”. Весомый том в 346 страниц (кстати, уже выдвинутый на Литературную Бунинскую премию 2016 года) – плод многолетних раздумий и о творчестве поэта, и о путях русской души и культуры. Думается, “Дорога поэта” – важный шаг для писательницы; поздравим с этой книгой Лидию Андреевну Сычеву.
Александр Андрюшкин