Впечатление кинофильм «Викинг», конечно же, производит. Но — совсем не то, на которое рассчитывали, покупая билет в кино, все интересующиеся русской историей всерь¸з. Нет в фильме ни связной интриги сюжета, ни глубокого проникновения в атмосферу эпохи. Единственное его достоинство — постановочные эффекты. Да и то лишь некоторые, например, те, что связаны с начальным эпизодом охоты на зубра. С другими эпизодами хуже. В частности, глядя на батальные сцены под Корсунем, так и хочется спросить: что за придурки сначала затаскивают свои корабли на вершину горы, а затем скатываются на них, словно на санках, вниз?
В целом, про «Викинг» можно сказать, что к Древней Руси он имеет отношение только по формальной заявке. По факту же мы видим убогие сараи, выдаваемые за крупнейшие города того времени Полоцк и Киев, и толпы мечущихся на фоне этих сараев неряшливых бомжей в бутафорских шлемах. А когда сараи загораются, то тут и вовсе возникает прямая ассоциация со скачущими и жгущими автомобильные покрышки майдаунами в балаклавах.
Смотришь и думаешь: для кого и для чего это? Зачем сюда вбуханы огромные деньги? Чем вызван беспримерный рекламный и медийный шум вокруг фильма? Только ли кассовыми интересами?
Впрочем, к концу сеанса вопросы исчезают. Становится предельно ясной чисто идеологическая цель создания фильма: показать, что до 988 года на Руси жили дикари, которых крещение (а также активное содействие скандинавских викингов — куда же без них!) мгновенно преобразило в цивилизованное общество. Именно к этой идее и сводится вся нехитрая концепция фильма: сначала — грязь, бестолковщина и зверство, а затем — духовное преображение. В общем, из мрака — к свету.
Но если фильм и вправду задуман как средство пропаганды именно этой идеи, то сразу возникает аналогия с тем нашим недавним прошлым, которое определялось идеологической политикой ЦК КПСС и выражалось в словах широко известного партийного гимна:
Долгие, мрачные годы царизма Жил наш народ в кабале. Ленинской правды заря коммунизма Нам засияла во мгле!
Не правда ли, та же самая схема, что и в кинофильме: из мрака — к свету?
А разве не по той же схеме формировалась и наша постсоветская история? «Мраком» были объявлены «долгие мрачные годы преступного советского режима», а «светом» — «ельцинской правды заря демократии».
Но двадцать пять лет демократии, включая бандитские 90-е, на «зарю», как ни крути, не тянут. Поэтому схему подкорректировали: советское семидесятилетие списали на досадное недоразумение, а «зарю демократии» насильно пристегнули к «свету православия». Получилась, таким образом, уже целая тысяча лет «света», до которого якобы царил один сплошной мрак.
Как тут не вспомнить слова одного известного либерального публициста: «У русских есть тысяча лет истории, и хватит с них». В этой высокомерно-снисходительной фразе, как в капле воды, отражена суть той версии русского исторического прошлого, которая сегодня усиленно вдалбливается в общественное сознание всеми мыслимыми и немыслимыми способами, в том числе и кинематографическими.
Созда¸тся впечатление, что ид¸т сознательная компрометация русской православной церкви пут¸м отождествления е¸ истории с манипулятивной схемой «из мрака — к свету». Но тем важнее понять: откуда у этой схемы «растут ноги»?
Ответ — в источниках по истории русской церкви, которых у нас, к счастью, немало, и весьма качественных. В них много интересного. В частности, можно узнать, что главными носителями церковной власти на Руси в предмонгольский период были присылаемые из Византии митрополиты и епископы — чиновники Константинопольского патриархата. Один из источников характеризует их так: «Русские митрополиты были чужие и по происхождению, и по языку, и по национальным симпатиям и не возбуждали к себе особенного доверия ни в князьях, ни в народе. Нужно при этом иметь в виду и ту дурную репутацию, какой греки исстари пользовались на Руси и которая выразилась в заметке летописца: «Суть бо греки льстивы и до сего дня». Притом же на Русскую митрополию присылались даже не лучшие люди из греков. Из 25 митрополитов-греков первые четыре с половиной века существования Русской церкви не более 5-6 человек заявили о себе просвещением и благочестием» (Знаменский П.В. История русской церкви).
Конкретные дела греческих митрополитов и епископов определялись интересами и целями по преимуществу константинопольскими. Что и позволило историкам церкви рассматривать начальную христианизацию Киевской Руси как е¸ прямую колонизацию Византией (Никольский Н.И. История русской церкви). Естественно, колонизация наталкивалась на сопротивление русских князей, пытавшихся сохранить свою культурную и национальную самобытность (Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви; Приселков М. Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси; Знаменский П.В. История русской церкви). А ответные меры, включавшие в себя даже и физические расправы с ослушниками (Воронин Н. Н. Из истории русско-византийских отношений XII в.), далеко не сводились к ним. Применялись также и технологии очернения всего дохристианского, наработанные греческой империей за всю е¸ предыдущую, в том числе языческую, историю (Никольский, Приселков, Знаменский).
Подлинная суть этих технологий, скрытая за проникновенностью новозаветных текстов и красотой церковных ритуалов, сводилась к простенькому «нейролингвистическому» внушению: до крещения вы были зверьми и скотами! И внушение действовало — это видно из «Слова о законе и благодати», созданного в начале XI века киевским митрополитом Илларионом: «Прежде мы были как звери и скоты, не отличали правой руки от левой».
Кто-то назов¸т сказанное очередной «теорией заговора», а кто-то возразит, что дело не в греческих митрополитах, а в самих русских людях, осознавших ложь язычества и оценивших преимущества новой веры. Но и то, и другое — вс¸ та же «нейролингвистика». В реальной истории мы видим не столько разность языческого и христианского умонастроений, сколько разность политических интересов, внешним прикрытием которых служит формальная сторона вероисповедания — его «буква». Ещ¸ Павел Флоренский, выдающийся уч¸ный, философ и одновременно православный священник, указывал на неразрывную связь христианства с платонизмом, а платонизма с язычеством, иллюстрируя свою мысль примерами из дохристианских верований славян (Флоренский П.А. Оправдание космоса). А данные современных исследований не только подтверждают это предвидение, но и прямо говорят о мифологических («языческих»!) корнях самой человеческой культуры, включая и е¸ религиозную составляющую (Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура).
Что же касается конкретной ситуации с крещением Руси, то те же данные свидетельствуют о глубинно-языческой подоснове самой православной ментальности. У авторитетного специалиста по истории русского языка читаем: «Очень мудро был не отмен¸н, но бережно использован прежний религиозный лексикон… Даже без специальных подсч¸тов позволителен вывод о ядерном, базовом и наиболее частотном употреблении терминов, взятых христианством у дохристианского культа: святой, вера, бог, рай, дух, душа, грех, закон и некоторых других… Трогательно, что при всей резкости, революционности смены язычества христианством… само слово «святость» уходящее язычество передало христианству» (Трубач¸в О.Н. В поисках единства // Вначале было Слово. Праздник славянской письменности и культуры в Новгороде).
Так что не будем, на радость нынешним «инженерам человеческих душ», валить в одну кучу русское православие и манипуляцию русским национальным самосознанием. И признаем, как очевидность, тот факт, что зомбирующая формула «прежде мы были как звери и скоты» — это первый в нашей истории письменно зафиксированный пример самоопл¸вывания, первый урок ненависти к собственному прошлому, восходящий к управленческим технологиям византийского аппарата принуждения и контроля.
Этот-то «урок», воплощ¸нный в идеологическом сценарии «из мрака — к свету», и унаследовала, бессознательно для самой себя, русская православная церковь, а через не¸ — и вся последующая, уже чисто светская, традиция российского реформаторства.
Случайно ли унаследовала?
Нет, конечно, если учесть, что никакое реформирование общества (как, впрочем, и никакое рутинное управление им) невозможно без управления общественным сознанием. А идеологический сценарий, исподволь воспитывающий управляемых в презрении к собственному прошлому, формирует тем самым упрощ¸нное, а значит, и более управляемое, сознание. То есть данный сценарий — это обычный инструмент манипулятивных технологий. А связанные с ним удобства и выгоды управления таковы, что редкая власть найд¸т в себе силы отказаться от них.
Для самих же управляемых сценарий «из мрака к свету» — это «грабли истории», регулярное наступление на которые влеч¸т за собой постепенное стирание исторической памяти. Неудивительно поэтому, что хроническое наступание на «грабли» всегда оборачивается разрухой в головах — тем самым идейным разбродом и хаосом в сознании, когда белые и красные атеисты равно ненавидят и русское православие, и русское самодержавие, и друг друга; когда советские отвергают и православных, и монархистов, и белых, и новых русских, а новые русские в гробу видят и советских, и несоветских, и вообще «всю эту страну».
Но тогда и вытекающий отсюда вывод предельно ясен: восстановление духовного здоровья русского народа — это восстановление непрерывности и целостности русского исторического и национального самосознания. То есть: нужно перестать любить собственную историю выборочно, нужно перестать быть патриотом только одного какого-либо е¸ отрезка (православно-монархического, коммунистического, демократического и др.), объявляя все остальное «достоянием зверей и скотов».
На практике, однако, здесь возникают вопросы. И, в частности, такой: способна ли русская православная церковь признать в русском дохристианском прошлом исторический этап, достойный не осуждения и отвержения, а, напротив — любви и изучения?
Отвечать на такой вопрос, конечно же, ей самой. Прич¸м нетрудно догадаться, что уклонение от ответа оберн¸тся лишь дальнейшим снижением общественной роли церкви — дальнейшим е¸ превращением из всеохватной некогда культуры общества в его инерционную субкультуру.
А такая перспектива способна удовлетворить разве лишь бездумную, «обрядоверческую» часть православной общественности. Для другой же, думающей е¸ части, не останется иного выбора, кроме того, который сделал ещ¸ столетие назад Павел Флоренский. Напомню слова из его лекции, прочитанной в Московской духовной академии 17 сентября 1903 года: «Христианство не только не отменило, но и усилило, бесконечно углубило заповедь о почитании родителей. Вспомнить [добрым словом] языческих своих предков — это значит исполнить христианский долг в отношении к ним» (Флоренский П.А. Оправдание космоса).
Вот о ч¸м следовало бы снимать исторические фильмы…
Сергей Горюнков