Городские и сельские откровения поэта Александра Комарова
Среди сотен стихов, написанных известным петербургским
поэтом Александром Комаровым, имеется
такой:
Была вода ровней зеркал —
хоть брейся, в речку глядя.
Хозяин на печи вздыхал —
обычно тихий дядя.
А за окном в саду пустом,
у дровяных поленниц
стояла яблоня с листом
и яблоком последним.
Подуло сыростью с болот,
и лист упал с круженьем,
и лишь раскачивался плод,
как плод воображенья.
Подобных стихотворений, зрелых и сочных, перенесенных
на чистые листы, которые пока что не измяты в порывах злости
или по каким-либо иным причинам, а скомканные листы по
форме напоминают садовые плоды, скажем, северо-западные
яблоки, у Александра каждую осень набирается изрядное количество
и их можно складывать хоть в коробки, хоть в те же
корзины и ведра, как нравится. Затаривается «тихий дядя» несуетливо
и основательно. Непосредственно стихотворения
последней поры и ранние были недавно прилежно и аккуратненько
сложены в сундучок, то есть в компактную поэтическую
книгу в твердом переплете под названием «Человек с Фонтанки».
Но, когда читаешь в ней лирические произведения о
природе и сельском народе, ловишь себя на мысли, что название
недостаточное, что оно прямолинейное и по смысловому
формату ужатое, как (местами) петербургская речка Фонтанка,
для широкой творческой натуры Александра. Тут же начинаешь
прикидывать, что где-то за пределами Питера, в пригороде
или даже в областной глубинке, имеется другая Фонтанка,
и не та, которая, протекая (не с вековыми ли планами когдалибо
осуществить подрывную деятельность?) под каменными
мостами, украшенными конями и прочей скульптурной живностью,
пересекает Невский и другие проспекты и улицы города,
заставленные церквями и храмами, а та, которая движется
между перелесками, полями, деревнями. Только этой, второй,
провинциальной Фонтанке, возможно, дали бы названия такие,
как Леснянка, Ветвянка. К тому же в названии «Человек с Фонтанки»
слышатся некоторые претенциозные нотки, оно все же
несколько отчужденное, экзистенциальное, как и подобные наименования
фильмов и романов «Человек дождя», «Человек с
луны» и т. д. Но и «Человек с (какой-нибудь) Воньтянки» не подойдет,
хотя поэтом написано немало стихов о сельской местности
с ее не очень-то богатыми на эксклюзивные парфюмерные
запахи домами и скотными дворами. И все же при
первых, довольно поверхностных размышлениях о «человеке
с Фонтанки» можно предположить, что вся его жизнь некий
мощно звучащий, неистекаемый и неистощаемый фонтан бытового
и культурного изобилия и вкуснятины — в противовес
сельской кислятине. Еще в слове Фонтанка слышится и видится
«фон танка». Наверное, при желании можно узреть и трактор
в фонтанной чаше, но трактор танка не слаще… «Фон банка» —
тоже не катит. Но все равно «человек с Фонтанки» — это как бы
фон-барон или фанфарон. Ведь, исходя из названия, как ни крути,
автор книги должен быть человеком непростым, таинственным
и, как часто определяют теперь, мутным, словно сама
городская речка. И в одном из свободных городских стихов
Александр такую туманность и непонятность наводит: «Жизнь
не отпускает с тропинок детства. О том, инфатилен ли я, судить
вам, но это не освобождает меня от служебной необходимости
часто совершать путь от Аничкова моста до площади
Ломоносова — по нечетной — и обратно — по четной стороне».
Поди сразу разберись, если проживаешь в другом районе города,
на какой стороне реки он некогда жил, на четной или на
нечетной? Не дает полной ясности и такая строфа еще из одного
топонимического стихотворения поэта:
Был я мал: всего-то метр от полу.
Подрастал. Науки постигал…
Я, из дома направляясь в школу,
С ходу на Фонтанку выбегал.
И все же, с какой стороны он выскакивал к Фонтанке да так
шустро, что прямо-таки вбегал в нее?.. Здесь очень значимый,
даже знаковый интерес приобретает точное место, где он именно
выбегал к речке. Около бывшего Дворца пионеров? Около
библиотеки имени В. В. Маяковского (но это, как выяснилось,
на четной стороне)? По Щербакову переулку мимо сквера, где
теперь стоит памятник Маневичу? Или же, еще не давясь давлятиной,
мимо дома на Рубинштейна, в котором некогда проживал
поныне довлеющий над всем литературным Петербургом
Сергей Довлатов? Но это, не побоюсь повториться, четная
сторона по Фонтанке. А Комаров жил на нечетной. Разницы
вроде большой нет, но она все же имеется. Четная сторона:
маневиче-довлатовская, а нечетная: комаровская, тоже рыночно-
культурно-театральная, с Апрашкой, с театрами БДТ и
Александринским.
На правах ленинградца
театр назову по старинке:
«Через дом сорок семь —
будет самый коротенький путь.
Там и деться-то некуда —
выйдете к Александринке…
***
47 — это автомобильный код Ленинградской области. Махнув
за город, петербургский поэт Комаров отдает всего себя
любимым простонародным огородно-садовым занятиям. Любимым
потому, что с большим уважением описывает вроде
бы примитивные и низменные (по мнению петербургской либерал-
лейб-гвардии), но отнюдь не лишенные духовного наполнения,
такие физические процессы, как перекопка земли,
заготовка дров, сбор грибов и ягод. Приведем для наглядности
и соощущения сразу несколько выдержек из комаровских
мужиковских стихотворений:
а) Еще вовсю пылает лето,
но ясно всем, как дважды два:
опять грядет забота эта —
вновь заготавливать дрова…
б) Деревьям старенького сада
спокойней, если есть ограда…
Хвала и слава садоводу,
тот сад взрастившему, и там
сгибающемуся в угоду
своим деревьям и кустам.
в) Август. Вызрела природа.
И глядят на нас в упор
с каждой грядки огорода
огурец и помидор
Ничего не скажешь, класс! Всё чистенько (хотя и не совсем),
ровненько, умненько. Очередное подтверждение: точная
рука и светлая голова Александра, некогда жившего около
Александринки и всю жизнь почитавшего небезызвестного
Александра Пушкина, в честь которого назван упомянутый
театр. Воистину второе (или какое там по счету?) Александро-
Невское местечко в Петербурге.
Воспитанный на лучших образцах литературы 19 и 20 веков
поэт Комаров действительно пишет великолепно. Люксмодерн.
Традиция. Думы о простом народе, о провинциальном
житье-бытье.
…и вообще — для жизни деревенской
пригоден мало, хоть вполне знаком
не понаслышке с сельским обиходом,
и не скажу плохого ни о ком
из тех, кого зовут простым народом,
но что не означает, между тем,
что посвящу остаток жизни одам
на эту тему: разве мало тем,
куда нырнуть охота без оглядки?..
Я лучше яблоко сорву и съем,
и на зиму перекопаю грядки.
Все же перекапывает. Все же подходит. Ответственно. Все
соответствует духу нравственных и гуманистических традиций.
Никакого высокомерия. Хотя порой, конечно, заносит…
выше народа, но кто из поэтов этим не грешил? Рассмотрим
следующую строфу:
…А сельскому жителю наша беседа
о воздухе чистом, прелестном пейзаже,
когда он нас слушает, кажется бредом,
хоть вежливо он улыбается даже.
В этом стихе присутствуют элементы любования как самим
собой, так и мягкохарактерным соседом, стесняющимся
своей необразованности, очевидной неотесанности (стоит
близ поленницы дров). Впрочем, какое любование, просто узнавание
или открытие для себя еще одной «особинки» или психологической
черты русского человека. А вот любование природой
— это да! Это же любование самой Россией, хотя Комаров
вроде бы (я, по крайней мере, не встречал таких заявлений)
об этом не говорит прямо, не декларирует. Но, я думаю,
что такие строки, как:
Мне дороги с детства
и пыльная эта дорога,
и небо, что смотрит
по осени мрачно и строго,
и поле с цветами,
не блешущими красотою,
и сад незатейливый
с яблоней этой простою, —
может написать только настоящий патриот Родины. Знакомясь
с такими прекраснодушными и высокими признаниями,
начинаешь считать, что, оказавшись в загородной местности,
Человек с Фонтанки превратился в Человека села.
***
После возни с лопатой на грядках Александр, конечно, возвращается
в Петербург, но не для копания своей могилы, хотя
по ходу жизни, как утверждает он сам, мы этим, в основном,
и занимаемся. Еще надо пожить, потворить, постараться утвердиться
в роли Второго человека в современной поэзии,
что вовсе не означает стать писателем второго ряда или
плана. Что ж, сочиняй, дерзай, привлекай читателя как стихами
о деревне, так и городскими завораживающими историями
и утверждениями, что Фонтанка — это фон тайны, что это
река на фоне мистического Петербурга-Ленинграда, что он,
Комаров, — человек на фоне Тайнки.
Образно говоря, поэт то медленно, то интенсивно вкапывается
в черный асфальт, в городской грунт. Нет, он не собирается
проникать в местные гробницы и могилы, осквернять
их. Его больше волнует история человеческих взаимоотношений,
психология общественного антогонизма и творческого
соперничества. В этом плане очень значимо стихотворение
«Второй», хотя лично мне интересна не та версия, где
Первый маскируется Вторым, и даже не версия, а историческая
правда, что очень часто Вторым, когда они по многим
характеристикам превосходят Первых, не дают выдвинуться
на лидирующие позиции, что они так и умирают вторыми, а
то и третьими, четвертыми… Такой по-настоящему скорбный
вариант разворота событий наряду с другими поэт рассматривает
и в стихотворении «Моцарт и Сальери». К произведениям
подобного вида относится также «Племянник Сухово-
Кобылина». А взять стих «Бармен».
Хозяин жизни — бармен молодой —
От нас высокой стойкой отгорожен.
Он знает цену каждому из нас…
Это вообще гениальный стих. Возможно, его по некоторым
личным причинам когда-либо исследуют подробно.
Александр Комаров сам является ленинградско-петербургской
тайной. Кто из нас его по большому счету знает?
… я буду доведен до полной обезлички,
и люди ложь прочтут на выцветшей табличке —
об имени моем коротенькую весть,
когда меня давно не будет здесь…
Да время беспощадно… Теперь таких людей модно определять
как «подбитых летчиков», но если что, то, осуществив
повышение в ранге, назовем Александра Комарова погромче
— «подбитым космонавтом».
Владимир Меньшиков