В самом конце мая летел я из Северной столицы в Запасную, то есть, из Санкт Петербурга в Самару (забывчивому читателю напомню, что в октябре 1941 в Самару – тогда Куйбышев – были эвакуированы из Москвы советское правительство и диппредставительства зарубежных государств. В городе на Волге тогда спешно построили оборонительное сооружение для резервного расположения ставки Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами СССР И.В. Сталина. Бункер вождя был построен в 1942 году на глубине 37 метров. Теперь это самый посещаемый иностранными гостями музей).
Лёгкая проблема возникла уже в Пулково у стойки регистрации: ручная кладь была в норме – 5 кг, она была размещена в портфеле и пакете. А в салон самолета допускалось к проносу одно место. К портфелю (3 кг) я предложил привязать пакет с памперсами и пелёнками (2 кг), но тогда габариты груза, увы, были сверхнормативные. Я отреагировал молниеносно: памперсы я надеваю, а пеленки рассовываю по карманам. Новация вызвала у дежурной лишь лёгкую улыбку.
Но тут стоявший за мной, крепыш с серебряным ёжиком волос, твердо взял мой памперс – пакет в левую руку (в правой у него была лишь борсетка) и заявил, что это его вещи. Аэрофлотовская фея в ответ улыбнулась совсем одобряюще.
В салоне аэробуса мы с ним оказались не рядом, но очень экзальтированную даму я легко упросил пересесть к иллюминатору и оказался в междукресельном проходе рядом с благодетелем. Разговорились. Словоохотливый попутчик поведал, что всю “жизнь служил и служит его величеству ВМФ”. Я заметил, что срочную служил на Севере, на лодке.
– А где же?
– Ура-Губа, Видяево.
– А я в Ара-Губе. На штабном корабле начинал носить флотскую робу.
Из дальнейшего я уяснил, что Сергей Сергеевич уже через год поступил в Черноморское ВВМУ имени П.С. Нахимова и служебная дальнейшая судьба была украшена большими звездами. Я не любитель чужих секретов, поэтому в глубины его морской карьеры мы не погружались.
А на борту Боинга почти все пассажиры были упакованы в маски и перчатки. В атмосфере летал коронавирус. Мой же спутник – “Северянин навсегда” (автоаттестация) – перчатки снял сразу же, как только сел в кресло, а маску опустил за подбородок. Без упомянутых аксессуаров в лайнер не пускали.
– В 70-м ограничения были, кажется, не слабее. Помните у поэта:
Закрыт Кавказ, горит Аэрофлот.
И в Астрахани лихо жгут арбузы.
Я, разумеется, вспомнил про холеру и закрытые тогда Одессу, Николаев и Херсон… Но чьи стихи процитировал Сергей Сергеевич?
– Да это же Высоцкий!
И тут экзальтированная дама начала солировать филиппиками в адрес китайцев, породивших пандемию.
А ветеран флота, оказавшись великолепным знатоком творчества шансонье всея Руси, спросил знакома ли она с “Письмом рабочих Тамбовского завода китайским руководителям”?
Дама отрицательно покачала головой. И тут любитель поэзии популярно разъяснил скрытый юмор вопроса: стихи-то написаны в середине 60-х, когда на советско-китайской границе было неспокойно.
В разговор вклинился ещё один пассажир, отрекомендовавшийся филологом, и тоже выдал мрачную “антикитайскую” строфу из Владимира Семёновича:
Если так дальше, – то полный привет.
Скоро конец нашей эры:
Эти китайцы за несколько лет
Землю лишат атмосферы!
Дискуссию прервали бортпроводницы, развозившие на тележке напитки и строго порекомендовавшие соблюдать социальную дистанцию.
Сергей Сергеевич поубавил декламаторский пыл и буднично спросил бывал ли я в Гремихе? Я ответил, что не приходилось. Хотя в 1970 году наша ДПЛ К-81 на переходе из Северодвинска в Западную Лицу заходила в эту базу. Сильно штормило и шёл снег с дождём. На берег почему-то сошли лишь кэп и старпом. Видимо, чтобы представиться местному командованию.
Старый морской волк горько вздохнул и поведал, что сейчас на этой базе ВМФ мало что осталось от мощи и величия. А ведь начиналось всё с царской Иоканги, а теперь до какого-то поселения и “потеряли плавучесть”. И он безнадёжно махнул рукой.
Тут поступило по трансляции сообщение о начинающемся снижении высоты полёта. Все засуетились с пряжками кресельных ремней, и самолёт пошёл на посадку.
В аэропорту Курумоч моего нового знакомца встречал на машине приятель и повёз в Тольятти.
Мне же надо было идти на самарскую маршрутку. На прощание он пожал мне руку со словами:
– Ну, будете в Гремихе… – и вручил визитку.
В Гремихе я, сомнений нет, не побываю: возраст и другие сопутствующие реалии пенсионной жизни. Да и именуется теперь посёлок Островной.
Владимир Бесперстов
