Павел Широглазов
Пока трава, которую скосили,
Не пожелтела в суматохе дней,
Я стану частью скошенной России,
Не испугавшись собственных корней.
Нырнув в снега ромашкового луга,
Я вспомню Белозерский хуторок,
Где тишина, как верная подруга,
Хранила тех, кто духом занемог.
Где по утрам я бегал за морошкой
На наши заповедные места,
И бабушка кормила нас картошкой,
Что народилась с одного куста.
Их нет теперь: ни бабушки, ни деда,
Но есть Господь в ромашке полевой,
А значит, я опять сюда приеду
И за любовь отвечу головой.
Узелок затянут туго:
в узелке ржаной сухарь.
От душевного недуга
излечи меня звонарь.
Расскажи мою судьбину
колокольным языком,
Не прийти к Отцу и Сыну,
если сердце под замком.
Звон скитается по свету
и рассеивает мрак.
На судьбу свою не сетуй,
коли ты Иван-Дурак.
Дураку не так и плохо
по неписаному жить:
Ноют кости от гороха,
солнце прячется во ржи.
Звон услышу, где бы ни был,
ключ к замочку подберу,
И безоблачное
небо огласит меня в миру.
В узелке ржаные крохи, руки в ноги
и бегом.
Дни слагаются в эпохи
у меня под сапогом…
М.Кулаковой
И глазам я не верю: полагаюсь на душу.
Я архангельский клевер
на небесном лугу.
Заповедного мира я покой не нарушу:
Я у белого света в неоплатном долгу.
И святые глаза увлажнятся росою,
К разнотравью любви прикоснется рука,
Хитро путая след, солнце рыжей лисою
В зябком утреннем небе
найдет колобка.
Рукавами дымов свежий ветер утрется
И вернется на круг, что еще не в кругу.
Оживет новый день
журавлями колодцев.
Я архангельский клевер
на небесном лугу.
Копеечка
Памяти Николая Колычева
Сердобольная вдова,
выдай мне копеечку:
Обесточу белый свет толоконным лбом.
В зябкой сутолоке дня
прорастает семечко,
И кочуют облака в небе голубом.
Выйду во поле один, гляну во вселенную
И какого-то рожна снова на рожон.
Обернусь на старый дом,
на вдову согбенную,
И навстречу тишине, как молодожен.
Доберусь до облаков – обуздаю парочку,
Пусть они меня несут шибче Горбунка.
Сердобольная вдова,
выдай мне на чарочку
И слезами окропи, чтоб наверняка…
Что со мной? Предвкушение грусти
В позолоте церковных оправ.
Мне уютно в своем захолустье:
В акватории северных трав.
Что за мной? Не следы, а поступки
И бездонные хляби стиха.
Я себя собирал по скорлупке
И скрипел, как лесная ольха.
Боже мой, как же дышится вольно,
И зарядка подходит к нулю.
Даже тех, кто мне делает больно,
Я по-прежнему очень люблю.
Что с собой? Далека ли дорога?
Сколько правды в дорожной пыли?
Что со мной? Ощущение Бога
В каждой пригоршне русской земли…
Когда из хаоса и мрака,
Где вместо солнца – фонари,
Придет безродная собака
И ляжет у моей двери,
Я брошу ей бушлат в прихожей,
Едой не стану дорожить,
Ведь мне собачьей жизнью тоже
На свете доводилось жить.
Мой дом – чернила и бумага:
Так Бог со мною говорит.
Когда ж безродная дворняга
Придет и ляжет у двери?
Я нырнул в тулуп овечий
от мороза чуть живой,
И услышал человечий,
то ли голос, то ли вой.
Ветер гнул березам пальцы
и ломал запястья рук:
Одинокие скитальцы
становились в полукруг.
Круговой была порука
в пункте выдачи тепла.
Ветер в души лез без стука
сквозь замершие тела.
Бог один, а нищих много:
всех не пустишь на ночлег.
Здравствуй, дальняя дорога.
Здравствуй, русский человек!
Сбросил я тулуп овечий
и гордыню порешил,
Сохраняя человечий облик
собственной души.
Если до утра не сгину,
и меня услышит Бог,
Я рубаху тоже скину,
чтобы он согреться мог…
Не покиньте меня:
распахните слепые глаза.
Расступитесь снега
по велению мартовской птахи.
Из того, что хотел,
я не все еще вам рассказал,
Вышивая кресты и погосты
на русской рубахе.
Между слов – тишина,
та, которую мне подавай
В безмятежные дни, что живу
без единственной строчки.
Я уже надкусил
безответной любви каравай,
Вышивая глаза деревень
на холщовой сорочке.
Не покиньте меня:
не побрезгуйте взять из горсти
Родниковую правду,
и пусть будут кверху тормашки.
Мне бы только спасти,
что еще в моих силах спасти,
Заслонив рукавом ладно вышитой русской рубашки…
Очи свои обращаю на север,
Там, где безмолвие диких полей.
Там, где слова,
как в церковном распеве,
Стелются грустью по русской земле.
Там, где в амбарах живут домовые
И заповедная тропка видна.
Здравствуйте, годы мои нулевые:
Время всеобщего сытого дна.
Сердце мое когти рвет из вольера
И обретается в зимнем бору.
Совесть моя – наивысшая вера
В то, что от старости я не умру.
Очи свои обращаю на север:
В русскую душу, в чудной звукоряд:
Там, где слова,
как в церковном распеве,
Голосом предков со мной говорят…
Подорожник
Я русские чащи на райские кущи
Менять не хочу и не стану менять.
И пусть я сорняк, у дороги растущий:
Господь для чего-то придумал меня.
Возможно, за тем,
чтоб однажды безбожник,
Устав от нелепых и суетных дней,
К озябшей душе приложил подорожник,
И стало тепло. Впрочем, Богу видней…
г. Череповец
Виктор Иванов
В лампадном свете образа.
Такою с малолетства в память
Тверская врезалась изба.
На Мстинской круче белый храм.
По Вере прадедов крестили
В Победоносный год меня.
Точь-в-точь все так и было в детстве!..
Картина “Спящий пастушок”
Осияивает мое сердце.
Из Тверского родом детства.
Там: холмы, поля, озера –
В незакатном Русском свете…
Удомля. Здесь жил Левитан.
Картина: “Над вечным покоем” –
То Родина также моя.
Не скудность Северной природы,
А простоту и чистоту
Да созерцаем испокон мы!..
Как есть! – В любое время года
Нам исихастские сюжеты
Дарует Русская природа.
Вот поздней осени картина:
Того гляди – и на проселок
Пустынник Нестерова выйдет…
“Над вечным покоем”, “Пустынник”,
“Оттепель”, “Грачи прилетели” …
Се – исихастские картины.
В “Русский музей”, в “Третьяковку”,
Ровно в обитель святую,
Вновь с пиететом мы входим…
На молитве человек…
Достоин гения палитры
Знаменательный сюжет.
Нестеровы, Корины…
Уходящую Россию
Да увековечили!
…Серов, Левитан, Верещагин,
Васильев, Поленов, Крамской,
Саврасов, Коровин, Ромадин…
Трудно верить – дом построен!..
Вносим: кошку, книги, утварь,
С Малой родины иконы.
Будь иконы или книги –
Со молитвой рукотворный труд –
Предки чтили, как святыни.
Восемь минуло столетий…
В наших генах ты живешь,
Княже, Александр Невский!
Статный ратник на иконе
В Александро-Невской Лавре,
Не последний Ты у Бога.
Достояние России –
Славный воин и святой –
То в доспехах, то он в схиме.
Вот Кремль, Собор, Иконостас,
Где киноварью, прямо в центре,
Отчизны сердце – “В Силах Спас”!
Илья Пророк, суров твой лик!
Того гляди, из глаз в упор
Ударят с громом молнии!..
На преображение Господне
Светилось облако Фаворски…
Как есть! – над Русскою дорогой.
Не сегодня… Завтра пусть!
Чаем: явится икона –
“Воскрешающая Русь”.
Честное в клеймах житие,
А в центре – Светло-русый отрок!
Икона – Русский человек.
Храм снаружи – аскетичен!
Изнутри же – изукрашен!
Должно так Крещеным быти!..
Висит замок на древнем храме.
Здесь половицы паперти
До дыр протерты земляками.
Мозаика, икона, фреска.
Вас исихастская закваска
Вздымает до высот небесных.
Светопись в иконе русской
Небесной Красотой сквозит!..
Сокровенное искусство.
Окрест земная Красота –
По слову старцев – Горний Отсвет,
Фаворским обликом Христа.
Новгород, Суздаль, Москва,
Вологда, Тверь, Ярославль…
Иконопись есть своя!
Икона древнего письма:
За темным ликом – светоч горний!..
И в этом Родина моя!