В АВТОБУСЕ
Жизнь моя — сплошная скука:
Бренный труд… бетонный кров…
Я не видел остров Кука
И Карибских островов.
Не катался по Аляске
На собаках ездовых
И не выдохся от пляски
На Мадридских мостовых.
Озорную бразильянку
Не затаскивал в кровать…
На работу спозаранку
Так не хочется вставать.
Ждать обшарпанный автобус,
Что, колёсами пыля,
Крутит их, как грязный глобус,
По орбите бытия.
В запотевшее оконце
В полумраке не видны:
Ни египетское солнце,
Ни индийские слоны,
Ни цветов предгорных стебли,
Ни вершины Пиреней…
Словно я не трогал Землю,
Будто и не жил на ней.
Робкий сон — мой верный компас
Серой будничной поры.
Крутит старенький автобус
Заржавевшие миры.
* * *
Говорю о тишине,
О таёжной дали,
Чтоб когда-то обо мне
И они сказали.
Пусть я выветрюсь совсем,
Растворюсь в эпохе.
Стану церковью без стен
На пустой дороге.
Не сыграю… не спою,
Как строкой печальной
Верил в Родину свою
И её молчание.
* * *
Морозный вечер… Над домами
Стоят от труб до самых звёзд
Дымы белёсыми столбами,
Как души спиленных берёз.
Идя огню на поклоненье,
И тая в гибельном дымке,
Поют сплочённые поленья
Печальным треском о тайге.
РОДИНКИ УРМАНА
Спозаранку травы лягут
Мне ковром под сапоги.
Наберу в шапчонку ягод —
Дивных родинок тайги.
Солнце рыжие веснушки
Рассыпает в лес грибной.
Не волнуйся так, волнушка,
Я пришёл не за тобой.
Я под каждый куст залезу
С невесомым рюкзаком,
Разговаривая с лесом,
Как с весёлым стариком.
Для того и встал я рано
(Хоть и подвиг не велик) —
Видеть родинки урмана
На живых руках земли.
ПАШКА
Притомился пить вино
С водкой Пашка Гребнев.
Выйти захотел в окно…
Правда, жил в деревне.
Повалялся… Еле встал.
И решил, как ветер,
Кинуть жизнь под самосвал,
Но его не встретил.
Пашке горе не беда —
Ринулся топиться,
Только скрыта коркой льда
На реке водица.
Он поплёлся в магазин,
Чтоб напиться вусмерть.
А ему там: «Не проси…
Водки не отпустим!»
И побрёл он, обречён
На мирские «дебри»…
Чтоб он делал, дурачок,
Без своей деревни?
* * *
Над таёжными лесами
Дремлет утренний туман.
Чашу неба пьют глазами
Деревенские дома.
Над зарёй умытым полем,
В блеске солнечных подков,
Бродят сказочные кони
Белогривых облаков.
Солнцу и природе внемля,
Тихо, верно, не спеша,
Просыпается деревня —
Работящая душа.
Оживает и хлопочет
Спозаранку по дворам,
И с весёлостью сорочьей
Греет брюхо тракторам.
* * *
Большое пламенное небо
Ветров оборванный псалом.
Краюхой высохшего хлеба
Грустит дорога за селом.
Лесок, ушедший на растопку,
Пеньком встречает солнце дня,
Подобно пьянице со стопкой,
Что поминает сам себя…
ПЕРВЫЙ СНЕГ
За окном первый снег
Учит важному:
Он живёт ради всех
И для каждого.
Покрывая и грязь,
И распутицу,
Тёмно-серую бязь
Спящей улицы.
Бескорыстный полёт
Иль воззвание?
Снег идёт и идёт
На заклание.
Как небесное просо
Не вовремя…
Как застывшие слёзы
Безмолвия.
ВСТРЕЧА
Сам глазам своим не веря,
На окраине леска
Я в упор глядел на зверя,
И тропу что так узка.
Первый раз меня встречала
Своенравная тайга
Не грибами, а волчарой
Из густого сосняка.
Взятый ножик перочинный —
Не угроза для клыков,
Что расправятся бесчинно
И с коровой, и с быком.
Сколько трепета в мальчонке,
Сколько слабости в ногах…
Хищник тоже был волчонком,
Помня безоружный страх.
Не поэтому ль так просто
Он ушёл, как от флажка,
Не оскалившийся грозно,
Не подсевший для прыжка.
Но в неспешном том побеге
Разглядел впервые я
Силу жизни в человеке,
И покорность бытия.
* * *
День летний рыжею лисицей
За огородами исчез.
Заката раненая птица
Упала в сумеречный лес.
Во мгле сохатые деревья
Подняли небо на рога.
И тайно смотрит на деревню
Тысячеокая тайга.
* * *
Век мой «каменный»… «дремучий»…
Я за то тебя люблю,
Что среди сердец беззвучных
Сам с собою говорю.
Не от мира этот говор,
Не от века этот глас,
Не для разума, в котором
Божий свет давно погас.
ЯБЛОНЕВЫЙ САД
За жизни красочным фасадом,
За смерти сломанным крыльцом,
Я стану яблоневым садом,
И погружусь в зелёный сон.
Пусть снова ветреная дама,
Забыв про прежний свой просчёт,
Протянет яблоко Адаму,
И снова он его возьмёт.
Пусть хулиганящие детки,
Перемахнув через забор,
Сорвав плоды, сломают ветки,
Под неприличный разговор.
А может, люди и не спросят
Про зеленеющий уют,
И грубо пустят под бульдозер
Печаль цветущую мою.
Я ни о чём не пожалею
В нагом ноябрьском бреду.
Отдав земле всё, что имею,
В безвестность снежную уйду.
Воскресший после семенами
В апрельском солнечном тепле,
И приколоченный цветами
К живой оттаявшей земле.