Николай АСТАФЬЕВ
НАШЕСТВИЕ
«В крови до пят
мы бьемся с мертвецами,
Воскресшими для новых похорон».
Федор Тютчев
Хранящий истину в себе,
несет еe, как крест, —
его душа готова петь,
даруя свет окрест.
Когда ж душа его болит,
кто исцелит ее? —
…На берегах родной земли
жирует воронье.
Пылает Киевская Русь
под игом сатаны,
сердца охватывает грусть,
что нет святой страны,
той, что когда-то здесь была,
преображая мир! —
Здесь воплощает адский план
совсем иной кумир.
Пылает Киевская Русь.
Сплелись, как пауки,
роняя смертоносный груз,
ее яценюки…
Пылают Киев и Луганск,
Одесса и Донецк…
Сопротивляется Славянск,
но виден ли конец
братоубийственной войне,
что развязала власть?
По чьей указке и вине
она смогла так пасть?..
И разве Киевская Русь,
что навсегда свята,
шлет сатанинскую орду
и смерть на города?
…Никак, антихрист возомнил
занять священный трон,
и звери вышли из могил
для новых похорон.
Но верится, в который раз,
пройдя кромешный ад,
крещенный водами Днепра,
воскреснет Киев-град —
и воронь¸ слетит с крестов
и куполов его —
на то завет — Закон Христов
из глубины веков.
28.05-18.06.2014
БЕССМЕРТНЫЙ ПОЛК
Впервые в этот дивный день
из городов и деревень
сошлись в полку бессмертном
для парада
все те, кого уж нет в живых,
и проплывали лики их
по главному проспекту Ленинграда.
…Живые с мертвыми в строю,
а я, как вкопанный, стою
и слез своих восторженных не прячу.
Они спасали Петербург
в годину смертоносных вьюг,
а, значит, и Россию — не иначе.
Над нами ангелы парят
и в трубы медные трубят,
к сраженью за Отчизну призывая,
и воскресает Петроград,
за каждым павшим братом брат, —
вся их когорта вечная, святая.
9.05-18.06.2014
Андрей АГАРКОВ
СЕВАСТОПОЛЬ
Севастополь, Севастополь…
Из осколков на крови…
Ты смертей изведал столько
Вечной стойкостью любви
Тех, что стоя умирали
В златокрылых кителях.
Чтоб потомки правду знали,
Небеса, да и земля,
Расцветающая кровью
Алых маков по весне,
Где роса тяжелой солью
Вдовьих слез живет в волне.
Море Черное прозрачно
Бьет о скалы, как набат.
И над Альмой, и над Качей
Чайки плачут: «Ляжем, брат…»
Но поднимут белокрыло,
Вознесут клич в небеса:
«Нам ли, братец, быть унылым?
Нам ли, братец, угасать?»
Никогда. Нигде. Нисколько.
Мы без воли — ни на вдох!
Севастополь, Севастополь —
Честь. Страдание. И Бог…
* * *
Прибегу на причал. Опоздаю на катер.
И пойду на мысок слушать то,
как грустит
Южный ветер
в негромкой сонате наката,
И песок, как тревожный партер,
шелестит…
И смотреть, как волна, набегая, качает
Отражения ближних и дальних огней.
И комочки уснувших, намаявшись,
Чаек —
Недвижимых,
но, все же, плывущих на ней.
Как трудяга-буксир тянет к бонам
громаду,
От натуги хрипя и роняя искру,
И с громады он брань
получает в награду,
Но она не слышна на ветру, на ветру…
Город спит. И в домах
на крутом косогоре —
Безмятежные сны. А вдали, а вдали —
В бесконечной тревоге волнуется море,
Провожая в походы свои корабли…
ХЕРСОНЕС
Сумасшедший июнь.
Ноздреватые белые камни.
Сладковатый дымок от раскрывшихся
жареных мидий.
Краски моря и неба пронзительно
свежи и давни.
Это ими писал «Письма с Понта»
опальный Овидий…
Древний мрамор руин и веселые
детские лица,
И полет облаков,
не познавших нелегкости веса,
Успевают едва на изломах воды
отразиться.
Море — вечный фотограф мгновений
судьбы Херсонеса.
Но легко говорить и, прищурясь,
смотреть в синеву.
И легко понимать,
и легко принимать все на веру…
Сумасшедший мой век,
где встречаются вдруг наяву
Черный дым крейсеров
и медлительный парус Гомера…