«Сказка о золотом петушке» написана Пушкиным осенью 1834-го года. Опубликована в 1835-м, при полном молчании критиков. В том же году резко усилилась травля поэта. К концу 1836-го года она достигла своей предельной остроты. А в самом начале 1937-го года Пушкина не стало. Что это: эпатажная шутка? Жонглирование датами? Деш¸- вая погоня за сенсацией? Наивная претензия на новое слово в пушкинистике?
Допустим. Но как тогда понимать саму сказку с е¸ загадочной недоговор¸нностью, с общей неясностью е¸ сюжета, со слабо мотивированными действиями е¸ персонажей? Не случайно же она, в отличие от других сказок Пушкина, не воспринимается литературоведами как написанная специально для детей; в ней постоянно подозревается наличие какого-то скрытого содержания. А попытки (как правило, неудачные) разгадать смысл этого содержания не прекращаются до сих пор. С другой стороны: ни у кого и никогда не возникало даже тени мысли о возможности причинно-следственной связи между «Сказкой о золотом петушке» и смертью е¸ автора. Но, может быть, потому и не возникало, что мы и вправду — как заметил сам Пушкин — «ленивы и нелюбопытны»? Или, по крайней мере, недостаточно любопытны?
Вспомним для начала, что заметной особенностью русской культуры второй половины XVIII века являлась литературная мода на иносказательность. Проистекавшая из всеобщего увлечения масонством, она объяснялась очень просто: поскольку масонские организации были полуконспиративными или даже вовсе тайными, то и используемый ими язык был языком недоговор¸нностей и символизма. Увлечение этим языком очень сильно повлияло на литературную жизнь предпушкинской поры, — ведь принадлежность к масонству воспринималась образованным обществом того времени как принадлежность к последнему слову европейской культуры. Не случайно само это время называется в литературоведении эпохой «масонской литературы».
Мода на создание «текста в тексте» наложила свой отпечаток и на литературную атмосферу начала XIX века. Иносказательностью, как и самим масонством, увлекались виднейшие представители «золотого века» русской культуры, не исключая юного Пушкина. Притом, что теневая сторона масонства осознавалась неискуш¸нной русской общественностью довольно слабо; е¸ заслоняли выдвинутые на передний план идеи просветительского и морализаторского характера. Но не на пустом же месте возникла репутация Пушкина как умнейшего человека своего времени. И кому как не ему первому надлежало увидеть в масонстве нечто кардинально отличное от его внешней благопристойности. Уместно поэтому задаться вопросом: не явилась ли «Сказка о золотом петушке» вполне осознанным, пусть и не предназначенным для всех вообще, разглашением неких компрометирующих масонство тайн? Если это, действительно, так, то прид¸тся признать, что «братство» просто обязано было отреагировать на Сказку, — ведь за разглашение тайн ложи е¸ членом (а Пушкин по увлечению молодости был им) масонский устав предусматривал самое суровое наказание.
Что же конкретно мог разгласить в своей сказке Пушкин? Исчерпывающий ответ будет дан в специальном исследовании (оно готовится к публикации). А здесь достаточно сказать, что прочтение скрытого смысла любого иносказательного текста начинается с принятия тех или иных его элементов, наиболее «прозрачных» в содержательном плане, за базовые «точки отсч¸та». С их помощью опознаются другие «точки». И если взаимосвязь этих других опознанных «точек» выстраивается в связную смысловую цепочку, совпадающую с логикой разв¸ртывания исходного сюжета, то данный факт и может быть принят за доказательство правильности прочтения всего текста. Такова элементарная азбука всякой дешифровки. Базовых «точек отсч¸та», позволяющих приблизиться к пониманию скрытого смысла пушкинской сказки, по меньшей мере, две: «Дадон» и «петушок». Приглядимся к каждой из них. Имя «Дадон» взято Пушкиным из лубочной «Повести о Бовекоролевиче», где одноименный персонаж выведен в роли незадачливого царя. В своей собственной юношеской поэме о Бове Пушкин назвал Дадоном «царя-тирана», которого — что крайне интересно — сравнил с Наполеоном. Но отсюда, конечно же, не следует, что Дадон «Сказки о золотом петушке» — это Наполеон. Слишком неуместны применительно к личности французского императора слова «под старость захотел отдохнуть от ратных дел» и «царствуй, л¸жа на боку». Более похоже на правду, что Дадон — это персонификатор государственной власти вообще. А косвенная отсылка к Наполеону указывает, возможно, на то, что речь в сказке ид¸т о конкретном отрезке истории именно французской государственной власти.
В такое предположение целиком вписывается образ «пе- тушка»: «галльский петух», как известно, — одно из аллегорических обозначений Франции, е¸ исторический символ, сопоставимый с «британским львом» и «русским медведем». Именно в этом сво¸м смысле выражение «галльский петух» вошло в литературную речь и общекультурный обиход. Карикатуристы часто изображали Францию в виде петуха, намекая на задор, якобы являющийся национальной чертой французов. В русских дипломатических документах врем¸н Петра I французы названы «петуховой нацией». Во времена французской революции XVIII века чеканилась двадцатифранковая монета с изображением петуха как эмблемы бдительности. В сказке петушок вручается Дадону в качестве инструмента обеспечения безопасности государства. А поскольку главный гарант безопасности государства — его власть, то акт «вручения петушка» можно понять и как символ вручения власти над Францией е¸ конкретному носителю. Но тем самым уточняются хронологические рамки событий, описываемых в иносказании: ведь на протяжении целого тысячелетия власть в аристократических родах Франции была наследственной, и ни о каком е¸ вручении королям «со стороны» не могло быть и речи. А вот во времена Великой французской революции власть действительно стала «вручаемой». Кем вручаемой? Здесь уместно напомнить, что петушок нашей сказки — золотой, то есть символизирующий власть денег. И, действительно, революция была совершена исключительно в интересах «третьего сословия» — буржуазии, «денежных мешков» того времени. Как говорил сам Пушкин в беседе с французским послом де Барантом, «третье сословие восторжествовало в 1789 году, и из него образовалась буржуазная аристократия».
Но одной лишь ролью денег в деле управления государством власть «третьего сословия» не исчерпывается. Не менее, а даже более важный параметр данного типа власти — владение эффективными технологиями управления обществом, и в первую очередь — технологиями перехвата управления, чрезвычайно актуальными в эпоху буржуазных революций. А такими технологиями, как и вообще идеологическим обеспечением нового типа власти, в Европе XVIII века в совершенстве владела лишь одна интеллекуальная сила — масонство с его успешным опытом английской революции.
Вс¸ остальное в Сказке: троекратное «кири-ку-ку», обращ¸нное на восток, троекратное же отправление туда же загадочных «ратей» с сыновьями Дадона, а также его самого — тоже находит сво¸ детальное объяснение в свете масонской версии. Нужно лишь учитывать, что «восток» сказки имеет отношение не только к географии, но и к масонской символике. «Востоком называется высшее управление: «Ибо восток — край избрания», откуда с седой древности «изливалась высшая мудрость». Конституцией называется учредительная грамота, которая выдается ложам от высшего правления или Востока» (Иванов В.Ф. Русская интеллигенция и масонство). Формулы такого рода проливают свет на происхождение названия крупнейшей французской масонской ложи «Великий Восток» — флагмана самого либерального и адогматического масонства в мире. Без уч¸та роли «Великого Востока», как и вообще без уч¸та роли французского масонства, понять историю Франции врем¸н Великой революции и последующего наполеоновского правления невозможно.
В «масонском» ключе прочитывается и вся образная система Сказки. В первую очередь, это касается образов «шамаханской царицы» и «звездоч¸та» (последний тоже назван в черновиках «шамаханским скопцом» и «шамаханским мудрецом»). Деталей пока что касаться не будем; отметим лишь, что оба персонажа, будучи правильно поняты, помогают лучше разобраться в тех неафишируемых сторонах истории масонства, которые, как выясняется, были хорошо известны Пушкину.
Самое же интересное: предлагаемая интерпретация Сказки не только объясняет е¸ скрытое содержание, но и позволяет проверить правильность этого объяснения. Дело в том, что по всему тексту Сказки поэт разбросал наводящие ориентиры, отведя на каждое сказочное действие определ¸нное количество дней. Заменяем дни годами и получаем… историю Франции конца XVIII — начала XIX вв., воспроизводящую одновременно универсальную «технологию делания революций»!
Разумеется, технология эта, облеч¸нная в сказочную форму подаваемых «петушком» сигналов, во времена Пушкина могла быть узнана и прочитана лишь «братьями» самых высоких градусов посвящения. И, разумеется, едва ли правильно рассматривать сказку как единственную причину гибели поэта. Намного более важными причинами должны были явиться, во-первых, неуклонно возраставшее общественное значение Пушкина как «главной опоры русской национальной жизни» (Н.Н. Скатов. Как и за что погиб Пушкин), а, во-вторых, нескрываемый пушкинский скептицизм в отношении ключевых символов масонской пропаганды — понятий «свободы», «демократии» и «прав человека». Достаточно вспомнить его слова о «безумстве гибельной свободы», или уничтожающую характеристику американской демократии в отзыве на книгу Дж. Теннера, или строки «Не дорого ценю я громкие права, / От коих не одна кружится голова…». А сказка лишь высветила уровень владения поэта «масонской темой».
Уровень же оказался таков, что послужил окончательным поводом для запуска решающего витка интриги. Не следует лишь преувеличивать роль в этой интриге Геккернов, боявшихся дуэли и не хотевших е¸. Роль настоящих кукловодов была куда значительней. «Вяземский недаром, хотя и запоздало, говорил о жутком заговоре, об адских сетях и кознях. В изготовлении густого, вс¸ время помешиваемого варева, где будут и сплетни, и анонимки, и спровоцированные свидания, трудились опытные повара высшей квалификации» (Скатов).
* * *
Предвижу раздраж¸нную реакцию: ну вот, уже и из пушкинской сказки выведена целая теория заговора!
Не буду оправдываться и отвечу анекдотом: «Одна овца спрашивает другую: «Слушай, а тебе не кажется, что нас откармливают специально для того, чтобы состричь как можно больше шерсти, а потом и вовсе пустить на мясо?» Другая овца отвечает: «Да ну тебя, опять ты со своей теорией заговора».
Сергей Горюнков