Черемуховое крылечко
Мы сидели на верхней ступеньке деревенского крыльца. Крыльцо было теплым, согретым долгим солнечным деньком — и белым. Это огромная черемуха душисто отцветала, потом тихо осыпала крылечко легкими лепестками и теперь скромно наклонилась нам нами, как бы прислушиваясь к маминой вечерней сказке.
Я хорошо помню то лето: нам с Лешкой было по шесть лет и мы проводили последнее вольное лето в маленькой деревушке на берегу Оки. На сон грядущий мама нам рассказывала разные истории и сказки, которые придумывала сама. Вот и в тот вечер мы с братом Лешкой просили маму:
— Про черемуху придумай сказку, про черемуху!
Но мама не соглашалась:
— Черемуха сама о себе рассказывает. А вот послушайте лучше про вечер…
— И мама, сделав страшные глаза, перешла на шепот:
— Вечер — это такой маленький старичок. Он приходит к нам со снами, с мечтами, а непослушным детям засовывает туманные холодные пальцы за шиворот.
И тут мама схватила Лешку в охапку. Вы бы слышали, как заорал Лешка!
Я от неожиданности даже чашку с молоком выронил. Вот тут-то мы услышали эти странные крики:
— Ога, мога, подмога!
Мама несмело улыбнулась:
— На помощь зовут?
Видно было, что она из последних сил скрывает страх. Но мы с Лешкой даже и не думали от мамы таиться:
— Да не человеческий голос это вовсе! — И мы бросились в дом.
Успокоились, попили молока и только потом открыли окно. Тяжелый черемуховый дурман ворвался в комнату. Ивы, под которыми мы провели столько счастливых часов, показались нам суровыми великанами. Они качали седыми космами и надрывно скрипели.
И вдруг снова на улице что-то сердито заохало:
— Ога, мога, перемога…
Всю ночь мы спали, не выключая света, а дверь подперли кочергой. Нам даже показалось, что пошел снег, черемуховый снег…
Проснувшись, мы бросились к окну. И наши страхи в одночасье растаяли. Так тает туман поутру. Крыльцо было по щиколотку в цвету. Аромат маленьких черемуховых лепестков показался нам сегодня нежным. Листочки ивы тихонько трепетали на ветру. А тут еще и мама сонным утренним голосом пропела:
— Ну что, напугала вас вчера моя страшная сказка?!
И мы с Лешкой согласно закивали. Вот только бабушка Таня, наша соседка, выслушав рассказ про ночного крикуна, насупилась:
— Эх, да не померещилось вам. Это домовушка балуется…
Мы думали, что это про грибы баба Таня толкует. Знаете, такие дымовики, белые шарики? Их еще дождевиками называют. Когда эти грибы маленькие, из них варят вкусный суп. А из перезревших мы с Лешкой дымовые шашки делали. Наступишь на такой дымовик, а из него струйка желтого дыма…
— Нет, детки. Домовик — это не гриб, а существо.
— Существо?! — притворно ужаснувшись, завопили мы.
— Да-да, существо, — грустно улыбнулась нам бабушка Таня.
— Я сама его никогда не видела, но, говорят, домовик маленький и мохнатый. Раньше домовики в каждом доме жили: охраняли хозяев от нечистой силы. А вашего домовика обидел кто-то, а может, ваши проделки ему надоели.
— Баба Таня, так вы нам сказки рассказываете? — засмеялись мы с Лешкой и весело переглянулись. — Мама каждый вечере нам такие придумывает…
— Сила ваша, воля Божья. — И почему-то обидевшись, бабушка Таня ушла.
А вечером все снова повторилось:
— Ога, мога, перемога…
Домовой Угоша
Мало-помалу отцвел жаркий июль. Лето красное катилось с горки. Мы стали привыкать к таинственному Угоше и уже не подпирали входную дверь кочергой.
Но в ивах играть перестали, да и вечерние небылицы мама рассказывала уже не на черемуховом крылечке, а в доме.
— Августовские ночи холодные, — говорила задумчиво мама. Все побаивались Угошу, но никто не хотел признаться в этом первым.
Так бы мы съехали с дачи и вернулись в город, не посидев поздним вечером на черемуховом крылечке. Но как-то бабушка Таня хмуро сказала:
— Ребятки, вот вы уезжаете, а с домовушкой не помирились…
Легко сказать — не помирились! Мы с Лешкой этого домовушку и не знали вовсе. В глаза не видели.
— А вы попробуйте приманить его. — Баба Таня поджала губы, и было непонятно, шутит она или говорит серьезно.
— Медом, что ли, крылечко намазать?! — захихикал Лешка.
— Ну, медом не медом, а молочка свеженького налейте в блюдце да на крыльцо поставьте…
Сказано сделано. Мы с Лешкой блюдечко маленькое нашли, молока налили в него и оставили на крылечке, а сами сели у окна и стали наблюдать. Но никто к нашему блюдцу не подходил. Мы и сухарик черный рядом положили. А толку?
— Утро вечера мудренее, — сказала мама и отправилась спать.
У нее-то день не зря прошел: огромный таз варенья сварила и теперь разливала его большой деревянной ложкой по банкам. Мама была похожа на усталую пчелу, яблочное варенье — на мед.
А на кого были похожи мы? Нам не хотелось об этом думать. Мы тоже без дела не сидели — домовика приваживали. Пока у нас ничего не получилось. А вот завтра… С этими мыслями мы и спать легли. Не знаю, что снилось Лешке, но он ночью во сне кричал, а когда мы с мамой его разбудили, сказал, что во сне приходил Угоша и утащил банку с вареньем. А мне снился мохнатый домовой. Он держал в маленьких лапках блюдце и пил из него молоко.
Утром мы первым делом бросились к своей приманке. Сухарик исчез, да и блюдце было пустым, а на крылечке, мокром от росы, три следика осталось, три растопыренные черточки.
Мама плечами пожала:
— Сухарик мышонок сгрыз. Причем тут Угоша?
— А молоко? — возмутились мы с Лешкой. Молоко кто выпил?
— Молоко соседский кот Мякиш вылакал.
У мамы на все был скучный, не сказочный ответ — она сегодня снова варила варенье.
— Соберите-ка мне лучше яблок!
Нам это было нетрудно: яблоки были крупные, и за несколько минут мы набрали целую корзинку. Но нас манило черемуховое крылечко, ведь это был наш последний вечер в деревне.
На завтра назначен отъезд. Мы чувствовали себя героями, способными защитить маму от Угоши и от всех прочих опасностей. Мы с Лешкой заигрались и забыли о времени. Уже и звезды летние, яркие засияли, и мама, закончив дела, вышла и, помахивая черемуховым прутиком со спелыми ягодами, с нами на ступеньки присела, а Угоша все молчал.
А ведь мы с Лешкой, окрепнув за лето, готовы были с ним познакомиться. Но Угоша и голоса не подавал, и к нам не выходил. Было тихо-тихо. Слышно было только, как у реки квакают лягушки… Бабушка Таня, обнимая нас перед отъездом, то ли в шутку, то ли всерьез обронила:
— Не сердится больше Угоша, видать, в дом перебрался.
Светлана Вьюгина