Татьяна Шорохова
В дни энергоблокады Крыма
Облачность, как сон – казацкой буркой,
Крым накрыла, усмиряя дрожь…
Загрустила я по Петербургу,
грусть мою смягчает крымский дождь.
Площадей парадные картины
в памяти перелистались вдруг…
У моей планиды – две вершины:
полюс Крым и полюс Петербург.
Судьбы их теперь неразделимы.
Ленинграда огненные дни
освещают и блокаду Крыма.
Выстоять помогут нам они.
В декабре на улице темнеет
рано. Но не век сидеть впотьмах:
свет уже приходит, и теплеет
от сердец заботливых в домах.
Якорь
Верным курсом, под белым парусом
по приволью ладья плывет…
Да! Россия – корабль, и ясно всем –
Севастополь – якорь ее.
Заграничная и оседлая
Русь – на крепкой его цепи.
Потому городами и селами
в лихо выстоим, зубы сцепив.
Под рассветами и закатами,
где, как бурное море – житье,
на цепи неразрывной памяти
с Русью –
якорь – сердце мое.
Чувство Родины
В дни, когда разделился наш Дом,
Крым попал в беспредел передела,
стали легкими мы на подъем
и стояли за русское дело.
По геройским, в Крыму, городам
мы хранили победные каски
и читали своим сыновьям
перед сном богатырские сказки.
И никак не могли мы понять
в том сиротстве невыносимом,
как случилось, что Родина-мать
стала странствовать в мире без Крыма?
Мы Россию в себе берегли
на священном обломке Державы,
а она проходила вдали
отстраненно и величаво.
В ожидании Русской весны
с устремленностью к переменам
мы совсем не желали войны,
но мечтали о бегстве из плена.
И, когда черный коршун завис
над голубкою мирной Тавриды,
стало ясно: наемный фашизм
и на нас заимел свои виды.
Крыму некуда было бежать
от взметнувшихся киевских вспышек,
но взошла ополчения рать –
верим! – благословленная Свыше.
К сыну – сын! К брату – брат! И отцы
стали в строй. Даже деды седые.
Простецы, мудрецы, храбрецы –
все от плоти и духа России.
Каждый сердцем к Москве обращен
в чувстве Родины неудержимом!
…
Я горжусь, что мой сын награжден
За защиту* спасенного Крыма.
(* Каждый крымский ополченец награжден медалью «За защиту Крыма».)
В лабиринтах свободы
2001-2013
Мне пришлось в лабиринтах свободы
не по книгам – по жизни – прочесть
Петербурга тяжелые воды
и речей его тонкую жесть.
Стойким фоном – покоя отсутствие
при добыче “словесной руды”…
В эти годы жила я с предчувствием
неизбежной народной беды.
И сама тяготилась, и ближнего
тяготила тревожной душой…
С этим грузом совсем стала лишнею
Петербургу я. Трудно со мной.
Понимания капелек жаждала,
не вписавшись в столичный сюжет.
…Не пришлось отрекаться от важного –
все предчувствия в былях уже.
Сергию Радонежскому
Троицкой Лавры кремлевские стены…
Звон колокольный –
могучий, степенный…
Древние лики… Господь Иисус…
Молится с Сергием Спасова Русь.
Нам, не забывшим Донского Димитрия,
бедствия Смуты, сражений реликвии,
как не понять? –
в твой молитвенный щит
сердце народа согласно стучит.
Царь и мужик…
Всякий шел к Преподобному.
Рядом с мощами и горе народное
легче сносилось. Так было не раз.
Беды теперь донимают и нас.
Но не о личном наше моление…
Просим, заступниче, благословения,
как получали и князи, и рать,
снова соборно за Русь постоять.
Силу духовную в русских всели,
Светлый печальниче Русской земли!
Кирилл и Мефодий
Странников-братьев напутствуя
в каменном храме,
в путь проводили молитвами
херсонеситы.
Гравий грунтовой дороги
шуршал под ногами.
Пешие путники шли
византийской Тавридой.
В поступи мерной
уже проступало величье
дела, что в мире свершали
Кирилл и Мефодий.
И предстояло осмыслить
и духом постичь им
знаки для азбуки,
сродной славянской природе.
Братья ученые шли
к “неразумным хазарам”
и возвращались от них,
завершая посольство.
Время в пути не теряли,
не тратили даром,
а письмена созидали
высокого свойства.
Умным трудам помогали
мольбы и вериги.
Греков понятия плавились
в тигле балканском.
И приготовились
богослужебные книги
заговорить и запеть
на наречье славянском.
Равноапостольных братьев
девятого века
Ангел хранил.
Их труды увенчала победа.
В наших народах и ныне
дано человеку
азбуку знать для того,
чтобы Истину ведать.
Слово родное славянам
и видно, и слышно.
Аз, буки, веди – основа
славянской свободы,
знание наше,
одетое в письменность, в книжность.
…Памятны братья Кирилл и Мефодий.
в народах!
Севастополь, 23-24.05.2015
Николай Пидласко
Степь моя!..
“Край ты мой, родимый край!”
А.К. Толстой
Степь моя,
Душа моя!
Ты – широко поле!
Песни ветра,
Грусть жнивья,
Перекати-поле.
Неоглядная земля,
Небеса да версты.
Тихий ш¸пот ковыля,
Тихие погосты.
По душе
На меже васильки да ромашки,
На лугу силуэт косаря.
В золотисто-багряной рубашке
Тихо плещется в речке заря.
Огороды в молочном тумане,
Перепелка не спит в ячмене.
Вдоль росистого берега бани
Хороводы ведут при луне.
К дому стелется тропка…
Не скрою –
Все здесь в радость мне,
Все по душе!..
И рассвет над прибрежной ветлою
Засветился уже на меже…
Рождественское
Дышат безмолвьем сугробы волнистые,
Дали в морозной пыли.
Хлопьями белыми снега пушистого
Вишни в саду зацвели
Окна в избе разрисованы стужею –
Русской зимы торжество,
Сумерки алым закатом разбужены.
Вечер. Заря. Рождество.
На рассвете
В серебре росы плетень.
Тихо.
Полудрема.
Молоком парным сирень
Пенится у дома.
И в долине пастушок,
И буренок стадо,
И красуется стожок
Вдоль оградки сада.
Песня слышится скворца.
И восходит солнце,
И на лавочке крыльца –
Молоко в бидонце.
В летнем мареве…
Водоем обмелевший.
Калина.
И ковыльная проседь холмов,
И засохшие наполовину
Ивы старые вдоль берегов.
И в тиши пожелтевшего дола,
В летнем мареве скошенных нив,
Мне милы тополей частоколы,
Мил мне песни далекой мотив.
И стою у степного колодца,
Тихо волнами ходит ковыль.
Степь живет,
ярко солнцем смеется,
Носит ветром над пожнями пыль.
Лишь здесь…
Черемухи белой туман кружевной
В долину плывет над оврагом.
Стою у дороги над гладью речной,
Дышу ароматною влагой.
Осины в сережках.
Вода – молоко.
Туман все душистей, хмельнее…
И сердце ликует – ему здесь легко!
Лишь здесь оно так молодеет…
Алексей Любегин
Междушевная связь
“…По междушевной связи
С вами общаюсь я.”
Анатолий Белов
Над стихами привычно склонясь,
Перед тем, как уйти в феврале
В мир иной, междушевную связь
Он наладить успел на Земле,
Чтоб с небесной земная душа
В трудный час пообщаться смогли,
Связь проверил, вздохнул: – Хороша! –
И душа его в Небо ушла.
Если в горе сестра или брат,
Задушевные строки его
По межсвязи на помощь летят,
Не оставив в беде никого,
Кроме кровных России врагов:
Быть пособником вражьим страшась,
Никогда Анатолий Белов
Не выходит с врагами на связь.
Он друзьям сообщает: – Я здесь!
Жизнь на Небе и впрямь хороша!
Я в кладбищенской урне – не весь!
И в огне не сгорела душа!
Вы на кладбище нынче пришли
С днем рожденья поздравить меня,
И душа моя вам до земли
Поклонилась, земная родня!
Пейте жизнь за Россию – до дна!
На мирские крючки не ловясь…
Если помощь вам будет нужна,
Обязательно выйду на связь…
Доноры
Известна им война не понаслышке.
Войною были детства лишены
Седые и девчонки, и мальчишки,
Изведавшие ужасы войны.
Встречал их в библиотечных залах,
Внимая их рассказам о войне,
Я размышлял об этих детях малых,
Попавших в плен не по своей вине.
Они в плену врагов не убивали,
И был там каждый сам себе не рад,
Ведь кровь они фашистам отдавали,
Да, кровь свою – для вражеских солдат.
К фашистам снова возвращались силы
Для достиженья цели не благой,
Но что-то в душах их происходило,
Ведь кровь была какой-то не такой.
Кровь узников, вливаясь внутривенно
В издерганных войной, полуживых
Фашистов, вразумляла постепенно,
В антифашистов превращая их.
И я считаю, что уже за это
Мы малолетних узников должны
Не призывать за донорство к ответу,
А приравнять к защитникам страны.