К 100-летию со дня рождения Михаила Дудина
Юре – моему техниковскому товарищу – “застольная” работа в качестве механика или инженера пришлась не по душе. Он, как и раньше, до уч¸бы, продолжал крутить баранку, ему нравилось быть хозяином дорог, покорителем расстояний, “кучером” огромного табуна железных лошадей. Долгое время он работал в полузакрытой полусекретной организации, прикрывшей сво¸ название “почтовым ящиком”. При этом п/я был небольшой гараж и в н¸м два автомобиля, закрепл¸нных за моим товарищем. Один – ч¸рного “правительственного” цвета “Волга”, второй – зел¸ный микроавтобус “РАФ”. По желанию или по команде Хозяина Юра подавал к подъезду организации тот или другой автомобиль. Когда начальнику надо было ехать в райком или обком партии, на важное совещание в райисполком или ещ¸ куда-то, – он ехал на “Волге”. А утром на работу и обратно, на дачу и обратно – на микроавтобусе. Он и более вместимый по части грузо- и человекопосадо чных мест, и менее уязвимый для подобных поездок.
По наблюдениям Юры, а он возил разных персон, на- чальник п/я был разумным человеком, правильно ориентированным в течении жизни на предприятии, в городе, в стране.
Например, он говорил: “Юра, ты меня с семь¸й в пятницу после рабочего дня отвези на дачу, а в воскресенье привези в город. А между этими делами, поезжай, куда хочешь, документы я подпишу…”
Юра брал близких друзей, и мы, отвезя начальника в садоводство, недалеко от пос¸лка Мга, мчались на северо- восток Ленобласти за ягодами, грибами, на охоту или рыбалку. Ехали мы обычно – куда глаза глядят. Однажды в начале осени мы оказались в деревне Кобона. Егерь выдал нам пут¸вки, мы целый день бродили по прибрежным лесам Ладожского озера, и под вечер возвратились к машине. Из дома, у которого мы остановились, вышла пожилая женщина и пригласила нас в избу на чай. После застолья двое из наших остались в доме ночевать, а мы с Юрой устроились в машине.
Когда на следующий день мы выезжали из Кобоны, на дороге увидели идущего на станцию железной дороги местного мужичка. Юра любил подбирать попутчиков, остановился и на этот раз.
– Куда? – спросил он, опустив стекло водительской дверцы.
– На станцию, – так же просто ответил тот.
– А дальше?
– В город.
Это означало, в Ленинград.
– Садись, подбросим, – сказал Юра.
Мужик присел на двойное сиденье у окошка, пригляделся, и всю дорогу читал нам стихи. Мы отвлекались, не всегда внимательно их слушали – мало ли рифмопл¸тов на Руси.
Один из нас, дабы заполнить минутную паузу в чтении, спросил:
– А вы что, писатель?
– Да нет, – ответил мужик, – но тоже когда-то баловался.
А вам я читал стихи своего школьного друга Саши Прокофьева.
Знаете такого?
Мы тупо переглянулись. И вдруг я вспомнил слова немудр ¸ной песенки: ” Мы хлеба горбушку и ту пополам…” Это он что ли?
– Да! – кивнул головой мужик, – он по рождению нашенский, а ночевали вы у его сестры в его родительском доме. Самого-то его недавно не стало…
Однажды, гуляя с собакой во дворе, я встретил Олега Ерышева. Он всегда держал всевозможных четвероногих “уродцев-дворян”, подобранных или подброшенных ему кем-нибудь из друзей или знакомых. Работал он на Ленинградской студии телевидения режисс¸ром, любил природу, организовал и в¸л передачу “Ребятам о зверятах”. Олег имел старенькую “тулку” без мушки, но на охоту, как я его ни приглашал, ни разу не выбрался из-за творческой занятости. Но когда я возвращался с охоты, он заинтересованно выспрашивал у меня: что, где и как? Я ему рассказал о последней поездке в Кобону, о встре- че со стихотворцем. В Олега что-то запало, он задал несколько уточняющих вопросов, и тема была закрыта. Но спустя какое-то время, в году эдак 197… при очередной нашей встрече, он сказал, чтобы я в такой-то день и час посмотрел телевизор, будут показывать его фильм. Снимал он, в основном, короткометражки о животных или значимых известных людях. О животных – для души, о людях – по заказу теленачальства.
Фильм был снят об Александре Андреевиче Прокофьеве – поэте, председателе Ленинградского отделения Союза писателей СССР, к сожалению, уже ушедшего из жизни.
В роли ведущего, читающего стихи Прокофьева, хорошо знающего собрата по перу, выступал поэт Михаил Дудин. После премьеры в один из дней Олег Петрович пригласил меня “за компанию” к Дудину. Как сам пишущий, но почти нигде не публикующийся, стихи про охоту, я с радостью согласился. И мы поехали на метро “Горьковская”. До этого я видел Михаила Александровича в Доме писателей на улице Воинова. Он был высоким худощавым человеком с простым русским лицом, имел ч¸ткий, звонкий, песенный запоминающийся голос.
Разговаривал, в основном, с ним Олег, они планировали ещ¸ какую-то совместную работу. На прощание Михаил Александрович подарил нам по новой книге своих стихов с авторской надписью. И, когда мы были уже в дверях, Олег, будто невзначай, сказал, что это я подал ему мысль о Прокофьеве, так как – охотник, много ездит по разным местам, да и сам пописывает стишки… Сказал он об этом походя, небрежно, абы чтобы… Михаил Александрович взял клочок бумаги с телефонной тумбочки, написал свой домашний телефон, адрес. “Звони, заходи как-нибудь, если застанешь, приноси написанное, поглядим… Застать меня вообще-то трудно, так как я всю жизнь живу с колесом на заднице… Мы дружески попрощались.
По дороге к себе на Гражданку на меня наплыли воспоминания.
Первая встреча со стихами Дудина произошла (не знал его как поэта) во время службы в армии. Это случилось тогда, когда я в течение тр¸х армейских лет маршировал с песней на его слова. После, активно увл ¸кшись охотой, в одном из альманахов “Нашей охоты” прочитал запавшее в душу стихотворение. Когда приш¸л домой, достал с полки второй сборник, вышедший в 1959 году, и с удовольствием перечитал это небольшое, но ¸мкое по мысли и страсти стихотворение. Оно влилось в меня, как молоко в кринку родной души:
От Старого Омута за две версты
я выводок выследил,
выслушал,
выстоял.
Шарахнулись в стороны дыбом кусты
от громкого,
грозного,
гулкого выстрела.
И – навзничь, ломая крылом сухостой,
свалился черныш, красноватые брови…
И в воздухе стынет туманный настой
валежника,
пороха,
дыма и крови.
Даже ныне, в который раз прочитав это стихотворение, я отч¸тливо чувствую запах перегоревшего пороха, дыма и крови. Только родная охотничья душа могла написать эти строки. Ч¸тко, честно, конкретно, без всяких ложных соплей и вздохов, ахов – настоящее творчество жизни через смерть.
Когда писалось и публиковалось это стихотворение Дудина, я уже был охотником, что называется, со стажем, имел в сво¸м активе даже одного добытого волка, и вышагивал по плацу под известные дудинские строки:
Путь дал¸к у нас с тобою, веселей, солдат, гляди!
Вь¸тся, вь¸тся знамя полковое,
Командиры впереди.
Солдаты, в путь, в путь, в путь!…
Но в то время даже запевала нашего полка не знал фамилию авторов стихов и музыки. Песня как песня, больше солдату и не надо, приказано петь – пой! Дудин действительно всю свою жизнь жил, что называется, “с колесом на заднице”. Когда и как он писал свои многочисленные произведения, трудно сказать. Скорее всего, не высиживал, не выдумывал – он их выхаживал, выезживал, выл¸тывал, выплавывал. Во скольких местах, краях, республиках и странах он побывал, трудно представить нормальному, нетворческому человеку. Сдвинув на второй план домашнюю обремен¸нность, поэт полностью посвятил себя литературе, общественной деятельности. Это сполна оценено народной любовью, государством – Героя Труда за написание стихов дают не каждому…
Несколько раз Михаил Александрович просил меня взять его на охоту. Своего ружья у него, как я понял, у него не было – у меня на тот случай нашлось бы запасное, – однако для него главным было присутствие “на процессе”. Но так наше сафари и не сложилось: то межсезонье, то глухозимье, то я в дороге, то он в пути. Но за грибами в мою ближайшую охотничью избушку мы однажды выбрались. Половили окуньков в Вуоксинских пл¸сах, поели свежей ушицы. Это случилось в тот промежуток конца семидесятых, когда я, находясь в периоде безмашинья – избавился от старенького “Запорожца”, – ждал многолотнего подхода очереди на приобретение нового “Жигуля”, а по случаю стал обладателем “Победы”.
“Перекр¸сток соловьиных песен” – так назвал другой творческий человек этот благословенный уголок Карельского перешейка, съездили мы всего на одни сутки. И Михаилу Александровичу, и Олегу Петровичу наша вылазка понравилась. По дороге в город тв¸рдо решили при первой представившейся возможности повторить это путешествие. Но…
Несколько раз я один или с сыном навещал поэта в его городской квартире на Малой Посадской улице. И каждый раз уходил от него с новой книгой его произведений. Даже если к этому времени у него не было новой авторской книги, он дарил и подписывал на память книгу другого автора, например, “Алису в Стране чудес” Кэролла в Набоковском переводе.
Высокой и глубокофилософской поэзией Дудина я подзаряжался, будто аккумулятор от электросети. Даже сейчас строки его стихотворений “Заклинание с Севера”, “Снегири”, “Вдогонку уплывающей льдине” и другие, при прочтении застревают комком в горле, выжимают из глаз слезу.
Воистину:
Вс¸ было – до,
Вс¸ будет – после.
Всему во вс¸м
Своя пора.
И человек,
Как искра, послан
Надеждой
В завтра
Из вчера.
Нельзя сказать, что и в его время не было людей, до сознания которых не доходило, что любой человек, особенно пишущий, оставляет после себя то, что сам пережил, перечувствовал, свои мысли и ощущения передал бумаге для будущих поколений. Известно же – история повторяется. И в его время находились “коллеги”, которые критиковали его за столь долгое “военное творчество”. Да и о ч¸м он мог писать, если:
Я воевал, и, знать, недаром
война вошла в мои глаза.
Закат мне кажется пожаром,
Артподготовкою – гроза.
……………………………………………
Короткие, но ¸мкие по мысли стихи Дудина прорастают в душах читателей щедрой добротой. Вот одно из них, наверняка написанное в дороге почти полвека назад. Оно так и называется: “Добавление к указателю на перекр¸стке”
Иди дорогою любви,
По жизненному кругу,
И не назло врагу живи, –
Живи на радость другу!
Всю свою жизнь Поэт ш¸л по этой дороге. Последняя наша встреча с Михаилом Александрови- чем состоялась в квартире у Ерышева О.П. Как всегда, Олег за грибами в лес ездил тогда, когда они уже не росли, а увядали. Лишь кое-где появлялись позднеосенние: зеленушки, рыжики, опята. Их было мало, но для “настоящего” грибника, а таковым он себя считал, – процесс. Позже им был снят телефильм о грибах. Главный акцент в н¸м – кулинарный. Об их видовом разнообразии, биологии, произрастании – парой фраз.
Если мы с Олегом возвращались из леса поздним ве- чером, то рано утром дня следующего он звонил мне и некоторым особо им уважаемым людям и приглашал к себе “на чай с грибами”. Однажды на мой вопрос: «А какая из пары рыжиков может быть жар¸ха для троих мужиков?» – он философски объяснил мне непонятливому: “У-у, да я к грибам порезал на сковородку несколько луковиц, полкилограммчика колбаски, немного шпику… в общем, получилось то, что надо!”
Однажды своим грибным чаем он соблазнил Михаила Александровича. Замыкал наш квартет постоянный твор- ческий товарищ Олега Петровича композитор Игорь Цветков. Т¸плая интересная дружеская беседа творческих людей незаметно дотянулась до вечера, когда в замке двери звякнул ключ, с работы вернулась жена хозяина квартиры Светлана.
…В стране наступили т¸мные времена. Особенно больно они ударили по людям, которые всю свою жизнь отдали е¸ светлому будущему. На поверхность людского водоворота всплыло вс¸, что до времени лежало на дне: муть, грязь, отложения… Это коснулось и литературы. Кому-то надо было впадать в анабиоз, кому-то “плыть по воле волн…”
Кажется, в это время Дудин написал “Предисловие к завещанию”:
Я говорю себе: из кожи
Не лезь, смири строптивый дух;
И на твою могилу тоже
Скотину выгонит пастух.
И ты у будущих столетий
Бессмертной славы не проси.
Ведь память, как на всей планете,
Недолговечна на Руси..
Однако хочется надеяться, что последние строки вышепривед¸нного отрывка стихотворения, не станут пророческими. И поколения, следующие за нами, как читателей, так и писателей, будут хранить, перечитывать, учиться не только высокохудожественному стихотворчеству Поэта, но и его пожизненной любви к Родной Земле.
Владимир Сем¸нов,
член Союза писателей России