Книга Лидии Сычевой «Дорога поэта» (М., 2016) посвящена творчеству Валентина Сорокина, в этом году отметившего 80-летие. Но хотелось бы написать не только о «герое» книги, но и об ее авторе — замечательном московском литераторе Лидии Сычевой. Тем более что книга ее содержит не взгляд «снизу вверх», но является разговором равного с равным.
Лидия Сычева принадлежит, конечно, к совсем иному поколению: она моложе Сорокина на тридцать лет. Едва окончив Литинститут (где Сорокин был среди ее учителей), она основала журнал «Молоко» («Молодое око»), ставший с тех пор одним из центров притяжения патриотической словесности. Сычева — автор уже почти десятка книг прозы, публицистики и критики, среди них — книги «Время Бояна» (М., 2011), также посвященной Сорокину и его борьбе с поэтическим соперником, Юрием Кузнецовым.
Однако новая книга Сычевой «Дорога поэта» отнюдь не является компиляцией прежде опубликованного. Это именно новый текст, и суть его новизны, быть может, и состоит в интонации равенства, которую каждый может отчетливо расслышать. Да, Сычева, безусловно, уважает Сорокина как старшего товарища, но кое в чем ее суждения представляются более обоснованными и глубокими, потому, читая ее книгу, я не мог не вспомнить о похожей биографической прозе: «Горький среди нас» Константина Федина.
В эту книгу Федин поместил свою переписку с Горьким, из которой мы видим, что он не только не готов был послушно поддакивать классику, но и спорил с ним, а новые произведения Горького разбирал, порой не скрывая критического к ним отношения. При этом Федин от Горького сильно зависел: страдая туберкул езом, он нуждался в лечении в Швейцарии, но лишь по ходатайствам Горького правительство выделяло для этого необходимую валюту. И, читая Федина, угадываешь, как этот человек, сидя в какой-нибудь московской коммуналке, в безденежье и обострении болезни, решал махнуть рукой и высказать Горькому все, что думает о некоторых его последних произведениях. Уж если умереть, то хлопнув дверью и разругавшись с классиком…
Сычева такой критики Сорокина нигде себе не позволяет, но, как уже сказано, весомостью своих суждений как бы спорит с ним — и побеждает его в этом споре.
Сорокин — не только поэт, но и автор протестной публицистики («Биллы и дебилы: Роман в ярких документальных рассказах» (М., 2003), «Первая леди: проза» (М., 2007), «Макаки в полумраке: Очерки» (М., 2010) и др.). Эта проза — своего рода шаржи, что видно даже по названиям; но сатирические выпады Сорокина зачастую излишне эмоциональны, нестройны, бессистемны… Интонация Сычевой — более напряженная и горестная, даже более мрачная, чем у Сорокина. Да, Валентин Сорокин всю жизнь боролся и борется за Россию; он повторял и повторяет, что страна и народ наш — на грани гибели. И все-таки он прожил, в общем, успешную жизнь, хотя, по его мнению (как он сам говорил в интервью), в хрущ евские и брежневские годы русскости в нашей культуре было еще меньше, чем сейчас. Тем не менее, Сорокин десять лет работал главным редактором крупнейшего издательства «Современник», затем тридцать с лишним лет (до 2014 г.) руководил Высшими литературными курсами.
Сегодня писателям русского патриотического крыла почти не мешает цензура, но в ходу другие приемы борьбы: государственные дотации «Роспечати» какими-то неведомыми путями направляются на поддержку западников и атеистов, а в интернете и в малотиражной печати искусственно создано изобилие сумасшедших теорий и экстравагантных самовыражений. Каждый сам себе и издатель, и блогер, и литературный критик: пишут о собаках, кошках, восточных гимнастиках и лишь где-то в самом конце — о сознательной политике удушения России.
Потому так мрачна интонация Сычевой. «И вот я еду, еду, и на сердце — неизбывная тяжесть. А небо — большое-большое, синее, ясное, поля лежат на все четыре стороны, а там, дальше, — косогоры, лесочек… За селом — кладбище. Небольшое, за заборчиком. Прибранное… Да, когда есть родина — умереть не страшно. Во всяком случае, не так страшно, не так ужасно. Нет родины — и вечный страх, вечные «блуждания», обезьянничанье и приспособление. Нет родины — и инстинктивное уничтожение всех, кто эту родину чует, чувствует, кто живет для нее».
Мрачное мироощущение Сычевой — не результат какого-то минутного огорчения; это — стойкое ее чувство по отношению к жизни. В книге мы с этим мироощущением встретимся не раз; вот, например, размышления Сычевой о своем поколении: «Я пишу о том, что меня волнует, и мне нет дела до того, как все это соотносится с «официальными концепциями», с «приличиями», с «умолчаниями» и проч. Я пишу, потому что представляю одно из самых обворованных поколений — поколение «шестидесятников» — тех, кто родился в шестидесятые. А обворовали нас другие, «оттепельные», хрущевские шестидесятники… Мы должны разобраться в нынешней литературной ситуации, чтобы, по мере сил и возможностей, восстановить справедливость… Культура, по Далю, есть «обработка и уход, возделывание».
Нужно ли в небольшой рецензии процитировать какое-то стихотворение Сорокина? Недавний его юбилей сопровождался такой волной отзывов о нем (и публикаций его новых стихов), что это представляется почти излишним. Все же приведу строки из его поэмы «Дмитрий Донской», давней, но звучащей современно, так как обращены эти строки к врагам России, в коих не было недостатка и в прошлые годы, и сегодня:
О, ярость русских,
Правдивых глаз, прекрасных глаз;
И на широких, и на узких Путях –
Остерегайтесь нас;
Глаза — в глаза,
От русской боли
Вам не уйти, мы не простим,
Во имя Родины и воли
Глазастых мы детей растим;
Глаза — в глаза,
Свободой нашей,
Под цвет зарезанной зари,
Пришелец, будешь ты окрашен,
И мир разбудят звонари!
О книге Лидии Сычевой, думается, излишне добавлять, что это не легковесные заметки «к случаю». Весомый том в 346 страниц (кстати, уже выдвинутый на Литературную Бунинскую премию 2016 года) — плод многолетних раздумий и о творчестве поэта, и о путях русской души и культуры. Думается, «Дорога поэта» — важный шаг для писательницы; поздравим с этой книгой Лидию Андреевну Сычеву.
Александр Андрюшкин